— Бингемон, — говорил Снайп, — вы дали мне обязательства, и я хочу, чтобы вы их выполнили. Вы же использовали мою организацию в наших общих целях, и у вас есть обязательства по отношению ко мне. — Вы готовы, Рейнхарт? — спросил Бингемон. — Вы готовы насвистеть нам нынче вечером «Дикси»?[97] — Конечно, — сказал Рейнхарт. — Бинг! — сердито сказал Джимми Снайп, стараясь встать перед ним. — Выслушайте же меня! — Вы будете представлять ораторов. У вас есть все необходимые сведения? — Конечно, — сказал Рейнхарт. — Все как в аптеке. — Я хочу, чтобы все было в порядке, Рейнхарт. Вы у меня уже выступали перед толпой, и, черт побери, сегодня вам лучше меня не подводить. — Я уже выступал, — сказал Рейнхарт. — Как вы сами сказали. — И прекрасно… — Послушайте, Бинг, — говорил Джимми Снайп, — почему вы поворачиваетесь ко мне спиной? У вас есть обязательства передо мной. — Ну как, Джек, отношения с телевидением у нас налажены? — Будьте спокойны, Бинг, — сказал Джек Нунен. — Бингемон! — заорал Снайп. — Сейчас… Бингемон повернулся и положил на его плечо успокаивающую руку. — Конгрессмен Снайп, — сказал он, — я твердо убежден, что ваша позиция касательно обязательств, которые мы, возможно, имеем по отношению друг к другу, отнюдь не противоречит моей. Я осмелюсь даже высказать предположение, что она полностью совпадает с моей. Джимми Снайп облизнул губы и уставился в лицо Бингемону. — Эти обязательства… подотрись ими, и дело с концом, дружок. Снайп, побагровев, отступил на шаг. — Бингемон, — сказал он, — ты последняя… Бингемон перебил его: — Осторожнее, сынок. Лучше не договаривай — ты же здесь у меня. Снайп отвернулся. — Убирайся! — негромко сказал Бингемон. Никто не заметил, как Снайп вышел из кабинета. Из дальнего угла комнаты к ним подошел дряхлый сенатор Арчи Пиккенс со стаканом «Сазерн камфорт» и со свежей розой в петлице. — Идите-ка сюда, Арчи, — позвал Бингемон. — Очень приятно, что вы с нами. — Я пришел, господа, — сказал Арчи, изящно прихлебывая свой бурбон, — как король Лир, которому возвратили трон. Лир, доживший до победы Корделии и Франции, овеянный теплым ветром благодатной юности… — В точку, Арчи, — сказал Бингемон. — Рад, что вы с нами. — Да-да, — продолжал Арчи. — Теперь меня вдохновляет юность. Наш мир принадлежит молодежи. — 200 —
|