|
Эльса и Магги живут далеко-далеко за городом, В Граварвоге[93]. Мама ведет машину, Лолла тоже с нами (что сейчас не так уж и плохо), и мы молчим вместе в красной «субару» и ждем, пока печка разогреется как следует. Рождество. А в моей душе до сих нор ночь перед Рождеством, желудок набит тьмой. Я пытаюсь держать глаза открытыми, чтобы набрать внутрь дневного света, — если эту синюю слепоту можно назвать светом. Мы молчим всю дорогу до Граварвога, как будто идем за гробом на кладбище недалеко от старой сватки. Упокоище, помоище… Разницы никакой. Правда, на кладбище ходит больше народу. И там весь хлам подписан. Отмечен крестиками. Типа, все на своих местах. Кладбище, помойка. Там — гробы, тут — мешки. С одной стороны — дедушка, с другой — твой старый видик. Наверно, он в лучшем состоянии, чем старик? Кассета и душа. Душа и кассета. «Перемотайте на начало перед тем, как сдать». На упокоище мы не останавливаемся. Мама ездила туда вчера, ставила свечки на могилу. Они там горят на каждой могиле, и над каждой могилой — сугроб. Гроб. Когда я вхожу в царство Эльсы, то всегда чувствую себя иностранцем. Наверно, потому, что это слишком далеко от центра, даже с языком у меня и то напряг. Я — Ахмед. Того и гляди на лестнице у батареи начну проверять, не забыл ли я паспорт, и нервничать, что меня не пропустят. Что меня будут обыскивать. Дистанционка. Мама звонит и открывает, и навстречу нам устремляется толпища из трех детей и собачки. — Ой, привет, мы вас заждались, с Рождеством вас! Хлин, ты так хорошо выглядишь! Я жду, пока мама переведет. — Да, эту рубашку ему подруга подарила, правда, ему идет? — Да, как раз то, что надо. А что, у него завелась подруга? — И смех. Ну да. Говорят о тебе в третьем лице. Я улыбаюсь, как китаец. Как китаец, у которого завелась подружка. — Как я рада тебя видеть, Хлин! — говорит Эльса и целует меня. С этими «близкими» всегда такая фигня: они слишком близко. Я слишком близко от них. — А ты, как всегда, полна энергии, — говорю я. — Что? А? — Полна энергии. — Энергии, ха-ха… Проходите… Вид у Эльсы не такой уж праздничный: домашняя униформа — наверно, в этом доме все жильцы ходят в одинаковых спортивных футболках, не хватает только надписи на груди: «Снидменги 22–28», или как у них там называется эта улица. Все трое детей маячат в дверном проеме и грозно смотрят на меня, как маленькие пограничники с собачкой (какой-то «Дюраселл» в пуху). Она вовсю пыхтит рядом со мной, как полицейская собака, работающая по конопле, которая обнюхалась кокаина. — 48 —
|