Теперь перед зеркалом стоял Уилли. Он думал: если я умру, меня найдут в красивом платье, как очаровательную маленькую девочку. Это неправильно. Я сняла платье и натянула старый свитер. Затем, оставаясь Уилли, разорвала простыню, забинтовала кровоточащие руки и уснула. Ясно было, что мне нужна помощь. Кэрол не собиралась никому рассказывать о происшедшем, но и оставаться в разгромленной квартире больше не могла. Я натянула джинсы — и отправилась в шесть утра прямиком к подруге Робин. Дверь открыла ее мама. — Здравствуй, милочка, — сказала она. — Что у тебя стряслось? — Ничего, — с беззаботным смешком ответила Кэрол. — Просто захотелось вас повидать. Кэрол сидела за кухонным столом, а мама Робин наливала мне обычную чашку чая. Кровь просочилась сквозь повязку, на свитере появились кровавые пятна, и мама Робин в ужасе воскликнула: — Что ты с собой сделала? Впрочем, она сразу поняла, что я сделала, — и сообразила, что, если запаникует, я могу убежать; поэтому спокойно попросила меня дать взглянуть на мои руки. Кэрол послушно протянула ей обе руки и объяснила, что с ней «произошел маленький несчастный случай». Мать Робин объяснила, что в эти «царапины» может попасть зараза, так что мне стоит съездить в больницу. Кэрол согласилась, чтобы Робин меня туда отвезла. И в больнице все было так спокойно, серьезно и собранно. Вышла медсестра, поговорила со мной. Врачи взяли кровь на анализ. Меня накормили и напоили. Я сказала, что готова ехать домой, а они ответили: нет, еще нужно поговорить с психиатром. Мэри меня не испугала. Она держалась спокойно и мягко, но была в ней и твердость: казалось, ни один из образов, которые я обычно швыряла в людей, не производит на нее впечатления. Она спросила, зачем я сделала то, что сделала. Я ответила: потому что «в мире не осталось любви». Она села напротив Уилли и сказала мне: ей кажется, что я не так крута, как сама о себе думаю. По ее мнению, внутри меня прячется маленькая испуганная девочка и старается выбраться наружу. Не знаю, понимала ли она сама, насколько была права. Над ее словами Уилли раздумывал весь следующий год. * * *Я вернулась к себе в квартиру, на фабрику, к ритуальным телефонным звонкам из местного магазина. Возле магазина я часто видела долговязого тощего парня, сидящего на ящиках. В этом месте обычно тусовалась местная молодежь. Вечерами, когда я приходила звонить, долговязый незнакомец и его приятель то и дело заговаривали со мной. — Привет! Ну как ты? Как у тебя дела? Да… да… да… — говорила я в трубку. — 70 —
|