|
Они отвезли меня к дежурному врачу, там мы долго дожидались, пока врач меня примет, но пока мы ждали, полицейские все время разговаривали со мной. А когда врач подтвердил, что я достаточно безумна для принудительной госпитализации, они доставили меня, куда следовало. Все время они вели себя одинаково спокойно, не читали мораль и не осуждали. Унизительная и хаотическая ситуация благодаря их уверенному профессионализму стала чем-то почти сносным. Такое им уже и раньше приходилось делать. Они не злились, не были испуганы или шокированы. Они держались совершенно профессионально. И благодаря им даже у меня появилась мысль, что с этим, наверное, действительно можно как-то справиться. Это были первые полицейские, с которыми мне пришлось столкнуться. Я никогда не совершала ничего криминального, и в моем личном деле нет соответствующих замечаний, однако с полицией мне пришлось сталкиваться раз восемь или десять, как правило, в связи с госпитализациями, хотя несколько раз это происходило из-за моих побегов. В большинстве случаев ситуация разрешалась для меня вполне благополучно. Хотя несколько раз все складывалось не так хорошо, а пару раз и вовсе плохо. Дело было на Иванов день, я ходила на кладбище - отнести цветы на папину могилу. Несмотря на летнее тепло и праздничный вечер, я чувствовала себя бесконечно одинокой. Приникнув к могиле, я плакала и разговаривала со своими голосами - кроме них, рядом никого не было. Потом подошли остальные и, увидев, что мне плохо, отправили меня в «скорую помощь >. Мне было одиноко и страшно, я ждала в приемной, раскачиваясь взад и вперед. Хотя я была уже взрослая девушка, я прижимала к себе плюшевого медвежонка. С ним мне было спокойнее - все-таки хоть кто-то был со мной рядом. На кладбище я тоже пришла с медвежонком, потому что в тот вечер меня мучило чувство одиночества. Я плакала, разговаривала со своими голосами, немного поцарапала себя, так что и сама понимаю: я была не самым подходящим соседством для детей, которые пришли по поводу простуды или боли в ушах. Я понимаю, что кому-то могло быть очень неприятно видеть меня рядом, и вполне понимаю, что они вызвали полицию. В идеально устроенном мире для психиатрической помощи были бы отдельные приемные, но здесь у нас этого нет. Поэтому пришлось обратиться за помощью к полиции. Полицейские увели меня в отдельный кабинет, и там со мной побеседовал врач. Он сказал, что меня нужно отправить в больницу, и я сама, в общем-то, была не против. Когда врач ушел созваниваться с больницей и выписывать необходимые документы, я осталась под присмотром полицейских. Вероятно, я расцарапывала себя ногтями, возможно, сделала попытку разбить стакан или чашку, чтобы порезать себя. Одним словом, на меня надели наручники. — 74 —
|