|
В эти же годы я обнаружил и то, что очень часто не могу даже самому себе сказать, перевести в слова то, что есть во мне. Многое, из переживаемого мною, упорно не переводится в слова. Почему? Не знаю. Я как-то не задумывался, хотя не редко ощущал потребность выразить хотя бы себе в словах то, что есть во мне. Хорошо помнится периодически приходящее состояние, когда всё во мне успокаивается, во мне воцаряется мир и ясность, и тогда я могу сесть и какое-то время писать правду (то есть приходят слова, которые точно отражают то, что во мне). Так писалась «Дорога, по которой нас ведёт». Позже имя её сменилось на «Опыт эмпирического познания». Она потому лишь и писалась, что это шло из меня. Шло непререкаемо и работалось необычно хорошо, хотя и уставал. А затем всё закрылось… Этого состояния давно не было, а писать по-другому не могу. То, что ещё могу писать – это лишь слабый результат той возможности, отголосок чего-то, ещё не исчезнувшего во мне. 20.04.2006 г. Теперь для меня стало важно понять, что означает мучительная душевная боль. Её связь с таковой же, возникающей в Волчихе очевидна. Она возникает словно бы сама по себе, но как-то быстро наслаивается на воспоминание о детях, о лучших семинарских встречах прошлых лет, о тех, близких мне людях, кто был рядом со мной; о Саратове, о Белоярске, а, после одного сна, и о двух Оксанах из Иркутска. Все эти моменты наполнены теплом, светом и воспоминания о них усиливают боль. После некоторого времени наблюдения и даже использования провокаций, вызывающих эту боль, я заметил, что всё же она появляется не сама по себе, а сразу же, как только я представляю себя одиноким. В тоже время она исчезает, стоит лишь мне признать, что всё дело в том, что я суживаю смысл своей жизни только до необходимости быть нужным своим детям. Такой подход к жизни не позволяет мне открывать, что смысл любой человеческой жизни гораздо шире. Каждый человек живёт для себя и в тоже время для всех остальных людей. В сущности, это моё открытие – давно известный факт. Но дело оказалось не только в этом. Я обнаружил, что здесь моё чувство душевной боли и тоски возникает ещё и от того, что в окружающей меня обстановке нет ставшего привычным комфорта. Комфорта, возникающего при наличии удобств, мебели и разных мелочей, присущих квартире большого города. За время жизни в Москве я привык ко всему этому. Помнится, что когда пришлось переезжать с очередной снимаемой жилплощади с очень скромной обстановкой и малыми удобствами, в другую – комнату, обставленную мягкой мебелью и имеющей этой мебели даже слишком много, мне было тяжело и весьма не уютно при мысли, что придётся жить здесь. А потом… вероятно, привык. — 68 —
|