Исповедь гипнотизера. Книга 3. Эго или профилактика смерти

«п» опубликованных книг. А в голове сколько?

10

1. Нос всерьёз

Когда говорят о физиономике, то обычно произносят имя человека, труды которого стали физиономической библией.

С конца восемнадцатого столетия имя это шокирует мыслящую Европу: Иоганн-Гаспар Лафатер, цюрих­ский пастор, считается основателем подозрительной дисциплины, до сих пор не получившей прав граждан­ства.

Гибкий и длинный, с торчащим носом и выпуклыми глазами, всегда экзальтированный, он походил на взволнованного журавля. Уверяли, что женщины, зави­дев его, почему-то начинали усиленно вспоминать о своих домашних обязанностях. Возможно, причиной тому была и не внешность, а проповеди, которые дышали благочестивым рвением. Одно время он состо­ял членом общества аскетов.

Трудно сказать, в какой мере натуре его свойствен был аскетизм, но художник в нем жил бесспорно. Он рисовал с детства, почти исключительно портреты, и в рисунках всецело следовал своей безграничной впечат­лительности: лица, понравившиеся ему или поразив­шие своим уродством, он перерисовывал по многу раз в филигранной старинной технике; зрительная память его была великолепна.

Как-то, стоя у окна в доме приятеля, молодой Лафа­тер обратил внимание на проходившего по улице граж­данина.

— Взгляни, Поль, вон идет тщеславный, завистливый деспот, душе которого, однако, не чужды созерцатель­ность и любовь к Вечному. Он скрытен, мелочен, бес­покоен, но временами его охватывает жажда величест­венного, побуждающая его к раскаянию и молитвам. В эти мгновения он бывает добр и сострадателен, пока снова не увязает в корысти и мелких дрязгах. Он по­дозрителен, фальшив и искренен одновременно, в его речах всегда в трудноопределимой пропорции смеша­ны правда и ложь, ибо его никогда не оставляет мысль о производимом впечатлении...

Приятель подошел к окну.

— Да это же Игрек! — Он назвал фамилию.— Ты с ним давно знаком?

— В первый раз вижу.

11

— Не может быть! Откуда же ты узнал его характер? И главное, абсолютно точно!

— По повороту шеи.

Будто бы этот эпизод и послужил толчком к созда­нию физиономической библии. С некоторых пор пас­тор твердо уверовал в свою способность определять по внешности ум, характер, а главное, степень присутст­вия «божественного начала» (иными словами, мораль­ный облик). Занятие его, надо сказать, этому благо­приятствовало. Исповеди служили превосходным конт­ролем, которому позавидовал бы любой психолог. А в альбоме теснились силуэты и профили, глаза, рты, уши, носы, подбородки. И все это с комментариями, то пространными, то лаконичными. Здесь он давал волю своей фантазии, восторгам и желчи; здесь была вся многочисленная паства, люди знакомые и незнакомые, великие и обыкновенные, и, наконец, он сам собствен­ною персоной. Вот фрагмент из его физиономического автопортрета: