|
Это в общем элементарное подразделение было быстро подхвачено. Посыпались исследования, и скоро уже нельзя было разобрать, что принадлежит Кречмеру, что попутчикам и последователям. Ганнушкин, глава русской психиатрии тех лет, нашел кречмеровский подход плодотворным: он совпадал с его идеями «пограничной психиатрии», и вскоре в школе Ганнушкина самостоятельно были описаны эпилептоид, истероид и некоторые другие типы, весьма жизненные и вместе с тем родственные соответственным патологическим формам. Разумеется, не обошлось и без критики, в которой было много и справедливого и несправедливого. С какой это стати мы должны считать каждого потенциальным шизофреником или еще кем-то? Неужели здоровье — просто смесь задатков всевозможных болезней, как белый цвет — смесь всех цветов радуги? А в конце концов, как писал один оппонент, «понятие шизоид просто подставляется вместо понятия человек, и все сводится к тому, что и у шизофреников есть некоторые общечеловеческие черты». М-да... Не знаю, когда влияние Кречмера было плодотворнее: когда я своими глазами видел и лечил представителей описанных им типов или когда с разочарованием убеждался в его неправоте, в неприменимости подхода. (Был ли кто-нибудь из тех, кто пытался понять человека, до конца прав? Был ли кто-нибудь не одно-сторонен?) Всего более будят мысль несовершенства, поспешности и незаконченности. Кречмер сделал попытку перескочить через свое время, попытку с негодными средствами, но тем и привлекательную. Я с увлечением прослеживал его радикалы у самых разных людей и у 51 самого себя: это ввело некое новое измерение в мое понимание людей, мне стало легче предугадывать (предчувствовать) некоторые важные стороны их поведения. И в то же время в этих попытках, столь же часто бесплодных, сколь и успешных, мне стало особенно ясно, какое многомерное существо человек и как плоско наше обыденное мышление. Сколько уже веков пытается человечество запихнуть самого себя в различные классификации и типологии, и из этого ничего путного не выходит. Вместо типов в конце концов получаются стереотипы, вроде всем известных «школьных» темпераментов — меланхоликов, холериков, сангвиников и флегматиков. Я написал было о них целую главу, где хитрейший и циничней-ший наполеоновский министр Фуше как флегматик попал на одну доску с добрейшим Иваном Андреевичем Крыловым. Античный герой Геракл оказался одной породы с тем злополучным павловским псом, который чуть что мочился под себя,— оба оказались меланхоликами. В сангвиники попали Николай Ростов, святой Петр, Дюма-отец, Ноздрев, Леонардо да Винчи, Остап Бендер. В холерики... Словом, глава сама себя зачеркнула.. И это несмотря на то, что классическую четверку мне удалось опознать и в типологии девушек, которых великий Брама создал на радость мужчине (смотри индийский трактат о любви «Ветвь персика»), и в описаниях поведения новорожденных младенцев. — 34 —
|