|
Пока не сомнут. А до вечности Пять с половиной минут. Будем думать и ждать. Под бесстыжим дождем Ничего не видать, Ничего, подождем. Кто обманут однажды, Нельзя обмануть. А до вечности Пять с половиной минут. Мой редактор Цу Кин Цын, китайский божок из мыльного камня, стоит на одной ноге, другую поджал. Рукой свиток держит, другая рука мне знак подает: мол, отваливаешь, а жаль, мог бы еще взбрыкнуть. Впрочем, ладно, не жадничай, хватит жить, сколько можно. И, наконец, накладно. Дозволь добрым демонам физию твою освежить, да-да-да, видишь ли, грядет контроль, ревизия, а у тебя неучтенная непобитая физия, так нельзя. Цу Кин Цыц, демоненок из мыльного камня, опираясь спиной о железную жердь, редактирует жизнь мою, и еще забавней, адаптирует смерть. Что там в свитке завернуто? Песенка, которая спета. Может, просто котлета^ но это не суть. Я под мышку ему вплюхал пулю из детского пистолета, я еще поиграю, еще чуть-чуть. 329 Поэзм Компьютер Гсишматьяго посвящает пишущей машинке Ядрянь-4 Офонарелая Венера сияла в небе как фанера. Осатанелый соловей швырял форшлаги из ветвей. В фонтане плакали лягушки. Корабль надежды шел ко дну. Я целовал твои веснушки, как дирижер, через одну. А над заливистым пожаром огнетушитель — Млечный путь — в восторге вечно моложавом кого-то вел куда-нибудь. Перепись населения В моем доме живут восемнадцать чертей. Пьют-едят. Медитируют. Принимают гостей. Черт по имени Охломон проживает в бутылке. Два Крючка и Стукач — у меня на затылке, Бзик — в цветочном горшке, Пшик — в зубном порошке, восемь Гнусиков — на плите, в горелке, Шарлатан — не в своей тарелке. Ну-с, кто еще?.. Небельмес — не в своем уме, а напротив, Ноль Целых Пятнадцать Суток сочиняет наркотик, Обалдуй — в самой красивой вазе, а именно в унитазе. Да, забыл еще мой любимый водопровод. Там живет Растудыпыртырдыроксидийодмотоцикл, но без прописки. Об остальных сведений не имею. 330 Смерч, самый малый, даже просто вихрь — смерч, могущий послать ведро сметаны в Австралию, допустим, из Мытищ, смерч, всмятку самолет размолотить способный, и, как рваную цепочку, закинуть в облака товарный поезд и наголо обрив лесной массив, смять самого себя — смерч, говорю я,— это очевидно и словом явлено, и разрывает ухо — смерч — это смерть, ее не рассмотреть: она смеется, сметая сметы и смывая смрад косметики — смерч, собственно, и есть смех смерти, из другого измерения винтом — 222 —
|