|
— Алло. — Алло. 310 Отбой. Возврат — разврат, его легко себе позволить, но как лишиться роскоши утрат. В разломе рук, в развале средостения сгорела ты на газовой плите. В час петухов — бумаги шелестение и соль на высыхающей культе. И каждый вечер так: в холодную постель с продрогшею душой, в надежде не проснуться, и снова легион непрошенных гостей устраивает бал_ Чтоб им в аду споткнуться! Нет, лучше уж в петлю. Нет, лучше уж любой, какой-нибудь кретин, мерзавец, алкоголик, о лишь бы, лишь бы Тень он заслонил собой и болью излечил — от той, последней боли... О, как безжалостно поют колокола, как медленно зовут к последнему исходу, но будешь жить и жить, и выплачешь дотла и страсть, и никому не нужную свободу... Дедушкин романс Подойдем к нему, подойдем. Старый, битый, корявый дуб. Мы записки в разлом кладем, в жерло черных горелых губ. Их нельзя оттуда достать, разве только влететь шмелю. Их нельзя, нельзя прочитать. Там одно лишь слово люблю. Кто же так бесконечно глуп? Вот уж сколько веков подряд Лупят молнии в старый дуб, И записки наши горят. 311 Он вел меня. Пошли как раньше — к ней. За двориком пустырь. Остановились. — Вот тут,— он показал,— тут свалка дней, ночей и снов, которые вам снились, когда я был тобой. А это боль — вот этот камень, на который можно... Греха в том нет, оставим свой пароль, да, вивлямур, расшифровать несложно. — Ах ты негодник. Ногу задирать на этом самом месте, и не стыдно? — Отнюдь, отнюдь. Не расположен врать, собачья нравственность не инвалидна. И землю лапами — назад, назад- мокрый снег, несостоявшаяся зима, мокрый снег, хлопья хлипкие с талым коротким дыханием плачут, с талым коротким периодом полураспада, образующим коленопреклонную слякоть, ничего не успев, еще ничего не успев ощутить, опять плачут, наощупь ища друг друга, как рифмы, слепливаясь, мокрый снег, мокрый снег, век обвисших не подымая, обреченно не подымая век, опять слепнет, слепнет опять от узнаваемости всего и вся, опять знает, знает опять, что так жить нельзя, жить нельзя но что делать. 312 Золото из воздуха на деревья выпало, засветилось выпукло, позументы выткало. Нет, не осень это, а рассада звездная — именины золота, день рожденья воздуха. 25 апреля Я с нежностью дружил, я знал ее лицо... Брели через дворы к Сверчкову переулку на Чистопрудный круг, бульваром, на Кольцо ломали пополам студенческую булку. Остался на губах искусанный изюм,- и горький поцелуй в неприбранном подъезде. — 216 —
|