Исповедь гипнотизера. Книга 3. Эго или профилактика смерти

«Как достигнуть?..»

Поэзия начинается там, где кончается «я».

«Никак» — было бы ответом самым надежным, ста­тистически точным, но все же не совсем верным. В том-то и искушение, то и дразнит, что в некоем неуло­вимом проценте... Да!.. Из массовой безнадеги, из бес­конечности одинаково сереньких гадких утят с их не­отличимыми синими дымками — вдруг нет-нет да и лебедь, подчас только под старость...

(Чаще обратное: ранний лебедь, стяжав лавры, гусе-ет.)

Сказать просто: «иметь дар» — значит только пере­назвать тайну.

Попробуем прошептать иначе: учиться выходить из себя — в смысле, противоположном общеизвестному.

Выходить из себя — и входить в строку.

Заблуждение, будто кому-то нужны наши чувства и переживания, будто быть искренним — значит уже и быть истинным или хоть интересным. Искренне и корова мычит. Читателю нашему (как и нам) интерес­ны только его собственные чувства, это надо твердо и яростно зарубить себе на носу. А стиху? — какое дело стиху до каких-то там наших чувств?.. Творя, мы сжигаем все собственное, и в своем творении, к завер­шению ближе, должны уже вовсе НЕ УЗНАВАТЬ СЕБЯ.

Поэзия нам не принадлежит — она знает нас, но знать не желает.

Искусство — единственная область, где ложь о себе обретает святость, если только сливается с правдой большей, чем «»я».

Все стихи УЖЕ ЕСТЬ, только не все написаны.

„.«Как же быть, как настраиваться, на что надеяться, не надеяться?» Писать или не писать?,.»

Волевого решения быть не может. Стихи — род бо­лезни, они нами пишут, а не мы их пишем. Какого бы

272

качества ни бьши, если идут, останавливать не надо — опасно, я не шучу, можно сойти с ума.

Если на 1000 никуда не годных родится вдруг один настоящий, уже вся бодяга того стоила. Как есть «композиторы одной пьесы», так есть и «поэты одного стихотворения», и они живут в вечности наравне с необъятно-плодоносными гениями. Чудесно, если кто-то скажет спасибо хоть за одну строку. Но притязания на оценку — другое.

Если Вас не будут печатать, если не примут в проф­союз, беды не случится: живая строчка и в одном эк­земпляре дойдет до цели.

Самая большая угроза как раз в том, что Вас могут начать печатать, не требуя роста. Хорошо, если в этом случае Вас настигнет стыд. А если самоослепление, наркотическая некритичность, равная сумасшествию? Либо самое страшное — профессиональное охлажде­ние, ремесленническое выхолащивание? Об этом я даже не хочу думать. Уверен, Вы предпочтете остаться хорошим слесарем и быть БОЛЬШЕ своей профессии, чем получить лычки поэта и быть МЕНЬШЕ.