Исповедь гипнотизера. Книга 3. Эго или профилактика смерти

Ну а самое главное, она всегда находит укрывище в изначальной точке своего обитания — не где-нибудь, а

230

в тебе самом. Здесь ее вечный, неразрушимый бастион с подземным ходом в глубину запредельную. Отсюда, отсюда...

Вот и сейчас: никак не могу отыскать в памяти исто­рию одного своего пациента, может быть, главного... На ее месте в соответствующем мозговом окошке ока­зывается какая-то допотопная расчетная книжка да две обмусоленные зубочистки.

Ага, слышится™

Посмотреть в файле «Чемпионы и рекордсмены», второй стел, стрим восьмой, номер двадцать четыре.

4. По ту сторону Чистых Прудов

На бульваре, в кучке песка, белобрысый широкоголо­вый мальчик играет в солдатиков. Много-много солда­тиков, целый дивизион.

— Тум-бара, пу-пум-бара!_ Ать-два! Огонь — пли!.. Пвф-ф-ф!..

Я подхожу. Я в таком же возрасте. Завязываю зна­комство:

— А у меня спички есть.

— Нельзя. Бабушка. Тум-бурум-пум-пум-бвв-пх!..

— А у меня нет бабушки.

— Па-ба-а-ам! Дз-з-хп... И-у-и-у-у-др!.. Ты убит. Падаю, как полагается, но я только ранен. Заползаю в

окоп, отстреливаюсь:

— Ты-ты-ты-ты-ты!„

— Ты убит. Кому сказано?

— Никому. Убитому не говорят. Я ранен. У меня зуб скоро выпадет.

— Покажи.

— Не покажу.

— Врешь. Не выпадет.

Нажимаю языком — трык! — готово: новенький молочненький клык На ладони. Протягиваю.

— Хе-хо. Дай.

— Не дам.

— За солдата.

— Не дам.

— За лейтепанта.

— А кто лейтенант?

— Вот. этот*

231

Что-то было нечистое в продаже зуба за лейтенанта, я это почувствовал. Поиграл, но домой покупку не взял, закопал в песок. У меня никогда не было своих солдатиков, ни одного.

А зачем Жорке понадобился мой клык?.. Пару раз в наших последующих драчках он меня укусил, не им же?..

Жорик Оргаев жил в переулке, похожем на мой, по другую сторону Чистых прудов.

Мы оказались в одном классе, который потом разде­лили, потом снова соединили, опять разделили... Такая вот пересекающаяся параллельность и дальше сводила и разводила нас.

5. Шесть колов

Первые два года в школу его водила бабушка, Полина Геннадьевна, завуч соседней женской, плечистая дама с плакатными чертами лица и такими же интонациями. Ходила всегда в темносинем, всей статью своей и походкой выражала организующее начало. Побаива­лись ее все, кроме Жорки, изучившего ее как часовой механизм. Он и называл бабушку «мой будильник». «Пойду заведу будильник» означало «пойду есть», «пойду спать», «пойду делать уроки». Суть этих отно­шений осталась для меня не вполне ясной, но хорошо помню, что при обращениях к Жорке Полина Геннадь­евна часто краснела как девочка.