Исповедь гипнотизера. Книга 1. Дом для души

Ежели истрепаться

вот так, до истаивания мозговой резьбы, обнаружатся отпечатки пальцев

судьбы...

Ну пора. Спички взял?.. Заодно закурим. Этот способ кремации малооригинален, зато

культурен.

Тихо, весело, славно горят листочки, как щенята друг с дружкой лижутся, покойникам не чета — видно, письма затем и пишутся,

365

чтобы их не читать,

а держать просто так, в этом ящике,

в обгорелом моем мозгу...

Письма жгу,

нанося убыток непоправимый архивам,

кабинетным червям ненасытным,

потомкам хилым,

исследователям исподнего ? ничего,

пусть в анналах дерьма господнего, возбужденно жужжа, пороются и, пополнив его собой, успокоятся.

Отозвавшись на ворожбу,

пламя жадное, наконец, опомнилось,

охватило все разом,

восстало вроет.

Письма жгу —

это необходимый

сигнал для звезд.

Им, которые сверху так ясно видят

машинальную нашу возню,

нашептать бы,

что из этого выйдет,

взять за руку...

Не виню

и себя даже. Я так был слеп,

что раскаянье окаменело.

Птички божий! Клюйте смело

ископаемый этот хлеб,

торопитесь, пока не продано,

быстро, быстро...

Вот «люблю» твое, вот оно,

эта искра.

Наконец встретились,

обнялись

два счастливца:

огонь и я.

Сколько встреч в тебе, сколько лиц —

столько длится

агония.

366

Загляни, душа, в пламя-зеркало, заглотни ушат дыма терпкого...

Вот старик седой и незрячий. Кому-то он объясниться хочет. В морщинах улыбку пряча,

бормочет:

я зачем-то учился драться, ходил в походы. Как бы все это пригодилось, коль знать бы,

кого рожу.

Мне бы только успеть прибраться да сжечь отходы,

я вас не задержу.

И быть может, в моей напрасности приоткроются дверцы...

Восприми, Господи, душу в ясности, распрями сердце.

..Приходится дожидаться ночи.

Уже произвел несколько деловых шевелений кто-то ли-церукий за оконным стеклом — там, где невесомо висит размытая лампа и, как листовое железо, распластаны ды­мящиеся бумаги. Это Зазеркалье или застеколье имеется у каждого человека, для обнаружения нужен лишь свет из­нутри и взгляд наружу. В детстве верил, что там есть все для жизни, что все видимое — только приглашение в то пространство.

...Он является в некий час, отсутствующий на цифербла­те; в час, который поэты называют часом души. После не­которого промедления воспоследует провал в час быка, смутный, общеизвестный, который лучше проспать. Но перед этим (если ее оглушен видимостью) — в час Обеща­ния — явится Собеседник. Твой друг, опьяненный бес­смертием. Провожатый, с которым ничто не страшно.

Он посетит тебя в сновидении, которое ты забудешь. Он подарит тебе утро.