Исповедь гипнотизера. Книга 1. Дом для души

Противник должен быть хорошо изучен.

Раньше любви. Кажется естественным, что любовь по­рождает ревность, но это не так. В природе первична ре­вность, предшественница любви, относящаяся к ней при­мерно так, как обезьяна к человеку.

Маленькие дети, за редкими исключениями, сперва на­чинают ревновать, а потом любить. У тех животных, где еще трудно заподозрить что-нибудь похожее на любовь, ревность уже процветает. На эволюционной лестнице от­сутствие ревности совпадает с отсутствием избирательно­сти в отношениях, малой индивидуализацией и тупиками развития. (Черви и мухи совсем не ревнивы.) Ревность на­чинается там, где НЕ ВСЕ РАВНЫ и НЕ ВСЕ РАВНО. Ох­ранительница рода, спасительница генофонда от хаотиче­ского рассеивания; утвердительница права на жизнь до­стойнейших; побудительница развития — вот что она та­кое в природе. До человека: чем выше существо по своему уровню, тем ревнивее.

Ревность очень похожа на страх смерти. На заряде ре­вности и взошла любовь, на этих древних темных корнях. Первый прием кокетки — заставить поревновать. Ревно­вать, чтобы любить?!.

От собственности до единственности. «Мое!» — кажет­ся, только это и твердит ревность, только это и знает, только в этом и сомневается... «Я! — Только я! Мое! —' Только мое!»

Да, собственничество, откровенное, с бредовой претен­зией на вечность и исключительность, с нетерпимостью даже к тени соперника, даже к призраку...

308

Если мы соглашаемся, что любовь — желание счастья избранному существу, при чем здесь «мое»?

Ответа нет. Какой-то темный провал.

Собственничество распространяется и на множество иных отношений, накладывает лапу на все, любовь лишь частность. Если человек собственник по натуре, то непре­менно ревнует, даже когда не любит: это то, что можно на­звать холодной ревностью — ревностью самолюбия. А лю­бовь без собственничества возможна.

«Я вас любил так искренно, так нежно, как дай вам бог любимой быть другим».

Ревность другая, не унижающая. Соперничество в благо­родстве. Так безымянные живописцы соревновались в пи­сании ликов.

Отелло и остальные. «Отелло не ревнив, он доверчив». Пушкин, познавший ревность отнюдь не абстрактно, уви­дел это очевидное в образе, ставшем синонимом ревнивца. Отелло не ревнивец, а жертва манипуляции. Не он убил, а его убили. Лишая жизни возлюбленную, он казнил самого себя, отправил в небытие свой рухнувший мир.

Ревнивцы доверчивы только к собственному воображе­нию. Ревнивец сам делает с собой то, для чего Отелло по­надобился Яго. Характерна повторность, клишированные переносы. Опыт, логика, убеждения — напрочь без толку. Какая-то фабрика несчастья... Знаю некоторых, ревную­щих в строго определенное время суток, подобно петухам, по которым проверяют часы. Приступы могут пробуждать среди ночи, как язвенные. С несомненностью, эти люди ДУШЕВНО больные; но психика может быть совершенно неповрежденной и даже высокоорганизованной...