Сударыня-матушка, на крыльцо восходят! Дитятко, дитятко, не бойсь, не пужайся. Свет-милое дитятко, я тебя не выдам... Это что, татары едут забирать девушку в полон? Или, может, свои насильники хотят надругаться? Нет, в дом пожаловали не враги и не разбойники, а, казалось бы, столь желанные в семье, где «поспела» дочь, сваты! Чего ж тут плакать, чего бояться? Возможно, так проявляется страх покинуть, родителей, войти в чужую семью? Безусловно, но ведь таков удел всех замужних женщин — и европейских, и азиатских. Однако во всем мире на свадьбах поют веселые песни, и только в России традиционный свадебный обряд скорее напоминает погребальный. Хоронят, оплакивают, отпевают невинность, неутешно скорбят о ее утрате... Наверное, многие обращали внимание на странную особенность нашего языка. С одной стороны, он такой богатый, на нем можно выразить все, что угодно, с самыми тончайшими нюансами. И вдруг в такой наиважнейшей сфере, как любовь — белое пятно, черная дыра. Нет слов для обозначения физической любви. Либо научные термины, либо непристойности. Анормальные, человеческие слова, которыми изобилует любовный словарь европейских народов, — отсутствуют. Случайно ли это? Конечно, нет. Правда, бывает, что нет слов, потому что нет предмета или явления, как не было, скажем, слова «пароход», пока не придумали пароход. Но тут вроде с явлением все в порядке, а то бы уж давно, вымерли, как мамонты. Значит, дело в чем-то другом. Эта тема в русском языке, а следовательно и в русской культуре, явно табуирована, запретна. А что обычно табуируется? Нечто очень важное и грозное, внушающее трепет и благоговение, священный страх. Первобытные люди боялись называть вслух животное, которое считалось прародителем их племени. Евреи никогда не произносили вслух имя Бога. В общем, словесный запрет налагается на священную, сакральную сферу жизни. Сегодня под лозунгом возвращения в мировую цивилизацию эта сфера грубо попирается. А мы уже говорили, рассказывая об архетипе, как опасно трогать фундаментальные основы психики. Тут можно еще раз обратиться к нашей истории, на сей раз недавней. В начале ХХ века передовая русская интеллигенция широко пропагандировала и свободную любовь, и браки втроем, и гомосексуальные отношения. То же самое делалось, к примеру, во Франции. С той только разницей, что во Франции не наступила вслед за этим эпоха полного отрицания сексуальной стороны жизни. А вот в России и мужчин, и женщин стали называть общим словом «товарищ». И в жизни, и в искусстве торжествовало карикатурное ханжество. Например, измена жене приравнивалась чуть ли не к государственной. За развод человека могли запросто выгнать с работы. «Аморалка» обсуждалась на комсомольских, партийных и профсоюзных собраниях. Женщина стеснялась сказать, что она беременна. — 37 —
|