Запрещенный Сталин

Во-первых, в 1935 году перспектива войны со стороны окреп­шей Германии против Советского Союза нарастала с каждым днем. В связи с этим надо было забежать вперед и договориться с ними. Енукидзе мне говорил, что Троцкий за границей устано­вил полный контакт с германскими правительственными круга­ми, что сам Енукидзе тоже имеет линию связи с немцами.

Во-вторых, убийство Кирова вызвало огромную насторожен­ность со стороны партии и всей страны к троцкистским и зиновьевским кадрам и расчеты на какую-либо поддержку внутри страны исключались. «Бдительность, о которой они кричат на каждом углу, будет стоить голов нашим людям», — говорил мне Енукидзе.

Именно эти соображения и легли в основу ориентировки за­говора, начиная с 1935 года, на Германию. И именно в связи с этим роль Сокольникова в общем центре заговора, являющегося одновременно заместителем Наркоминдела, имела особое значе­ние потому, что через него могла быть налажена связь с официаль­ными кругами Германии.

Вопрос. Вы говорите, что через Сокольникова «могла быть» налажена связь с немцами. А разве эта возможность не была ре­ализована?

Ответ. Этого я сказать не могу. Тогда при моем разговоре с Енукидзе речь шла только о возможностях. Было ли это в даль­нейшем осуществлено, я не знаю. Но мне известно, что в ори­ентировке и заговорах с германскими правительственными кру­гами у троцкистов и зиновьевцев, с одной стороны, и у правых, с другой стороны, были свои особые, различные линии.

Вопрос. Чем они отличаются, и откуда вы это знаете?

Ответ. Об этом мне говорил Карахан в одну из наших бесед с ним в 1935 году. Сущность этих двух линий в ориентировке и контакте с немцами состоит в следующем: троцкистско-зиновь-евская часть нашего центра вела переговоры с германскими пра­вительственными кругами через находящегося в эмиграции Троц­кого, оторванного от Советского Союза, не знавшего внутренние процессы страны и готового все отдать, лишь бы скорее сверг­нуть Советскую власть и вернуться в Россию.

Иначе к делу относились мы, правые. Мы не являлись сторон­никами полного раздела России, как это делал Троцкий. Мы счи­тали, что силы наши в стране довольно значительны и можем в переговорах с немцами выступать как равная сторона. Если доз­волено на фоне наших преступных и изменнических дел употре­бить слово «патриотизм», то некоторая доля этого патриотизма в нас, правых, все же сохранилась. Этим отличалась точка зрения правых в их ориентировке на немцев от линии троцкистско-зи-новьевского блока. Именно поэтому центр правых предложил Карахану установить связь с германскими правительственными кругами и вести с ними переговоры. Но об этом я уже расска­зывал.