Но довольно примеров. Сказанного, как мне кажется, достаточно для того, чтобы сделать понятным ту мысль, что у Маркса «снятие» — даже если считать, что это слово все еще имеет какой — то смысл (в действительности же оно лишено всякого строгого смысла) не имеет ничего общего с этой удобной исторической диалектикой; что прошлое для него есть совсем не тень, пусть даже «объективная» тень, но ужасающе позитивная и активная структурированная реальность, подобная той реальности, которой для обнищавшего рабочего, о котором говорит Маркс, являются холод, голод и ночь. Но разве можно тогда помыслить эти пережитки, если не брать за исходный пункт несколько реальностей, которые для Маркса являются именно реальностями: надстройки, идеологии, «национальные традиции», даже нравы и «дух» того или иного народа и т. д. Если не брать за исходный пункт ту сверхдетерминацию любого противоречия и любого конститутивного элемента того или иного общества, которая служит причиной того, что: 1) революция базиса или структуры отнюдь не подвергает ipso facto мгновенному преобразованию (что могло бы произойти в том случае, если бы экономическая детерминация была бы единственной) существующие надстройки и, в частности, идеологии, поскольку они как таковые обладают достаточной устойчивостью, чтобы продолжать жить и вне непосредственного контекста их жизни, и даже для того, чтобы воспроизводить, «выделив» из себя на определенное время, новые условия существования вместо старых; 2) что само новое общество, порожденное революцией, способно — или благодаря самим формам своей новой надстройки, или же благодаря специфическим «обстоятельствам» (национального или интернационального порядка) — стать причиной сохранения, т. е. реактивации старых элементов. Такая реактивация была бы совершенно немыслима в пределах диалектики, лишенной сверхдетерминации. Приведу только один, самый поразительный пример: мне кажется, что когда ставят вопрос о том, как столь щедрый и гордый русский народ смог вынести такие огромные преступления, совершенные в период сталинских репрессий; как партия большевиков смогла их стерпеть; не говоря уже о том, как коммунистический вождь смог решиться на их совершение, — то следует совершенно отказаться от логики «снятия», отказаться даже от употребления этого слова. Но с другой стороны, совершенно ясно, что здесь еще предстоит проделать немалую теоретическую работу. Я имею в виду не только исторические исследования, которые имеют определяющее значение, но и то, что имеет определяющее значение для самих исторических исследований, которые стремятся быть марксистскими: я имею в виду строгость; строгую концепцию марксистских понятий, их импликаций и их развития; исследование и строгую концепцию того, что является их отличительной чертой, т. е. того, что навсегда отделяет их от их призраков. — 66 —
|