Это стиль, говорящий о строгости и науке и благодаря своей риторической и понятийной экономии приобретающий средства, которых они требуют, но в то же время являющийся чрезвычайно страстным: стиль, вся живая страсть которого, питающаяся из не поддающихся расшифровке источников, перешла в своеобразный лиризм абстракции (подобно тому как Альтюссер в свое время говорил о Кремонини не как об «абстрактном художнике», но как о «художнике абстрактного»). Стиль, в котором заявляет о себе «сила следствий» («Амьенская лекция»), который многим обязан Паскалю и Руссо, Пеги и Сартру (да — да), Марксу и Ницше, но который является абсолютно индивидуальным, так сказать, лично — публичным. И который вновь доказывает, что не бывает философии — какой бы она ни была, аргументативной или рефлексивной, афористической или доказательной, — без изобретения письма посредством понятия, «за» которое она выступает, и для него. Во — вторых, «За Маркса» не выдвигает никакого собственного учения, — напротив, эта книга стремится «служить» уже данному учению, учению Маркса. Но это учение обладает странной особенностью: оно не существует, по крайней мере в форме систематического изложения (поскольку теории «диалектического материализма», разумеется, представляют собой всего лишь карикатуру на него). Поэтому, разъясняет Альтюссер, открывая его в «теоретических» и «практических трудах марксизма» за формой набросков и применений, «выводов без посылок» или ответов на вопросы, которые не были сформулированы как таковые, следует в то же время произвести его в подлинном смысле слова. Это значит, что следует назвать, артикулировать понятия и высказать тезисы (в действительности, конечно же, являющиеся гипотезами), из которых оно состоит. Именно это и делал Альтюссер в «За Маркса», порождая при этом поразительную констелляцию понятийных инструментов и тем самым идя на риск (за это его не раз подвергали и, несомненно, еще будут подвергать критике) заставить Маркса говорить больше, чем он действительно сказал, или даже говорить нечто совсем иное. Но в то же время открывая возможность экспортирования понятий и вопросов, берущих начало в мысли Маркса, во все поле эпистемологии, политики и метафизики. В своем предисловии («Сегодня», И, с. 49) Альтюссер связывает гипотезы, на которые опирается его прочтение Маркса, с двумя главными теоретическими понятиями: с понятием «проблематики» (которое, как он говорит, было заимствовано у его умершего в 1963 году друга Жака Мартина, которому посвящена эта книга), и с понятием «эпистемологического разрыва» (которое, как он говорит, было заимствовано у его учителя Гастона Башляра). Вплоть до сегодняшнего дня эти два понятия — вместе с проблемами интерпретации, которые они ставят, — представляют собой своего рода опознавательный знак «альтюссерианства» или, скорее, того следа, который оно оставило в эпистемологическом дискурсе. Но хотя они и являются существенными для замысла «За Маркса», они, разумеется, не исчерпывают его теоретическое содержание. Осознавая все опасности упрощения, связанные с таким изложением, в котором следует не обсуждать, но лишь указывать на то, что является материалом для дискуссии, я предлагаю выделить три констелляции взаимосвязанных понятий и вопросов. — 5 —
|