История западного мышления

* Жизненный порыв.— Фр.

Упадок умозрительно-метафизических систем ознаменовал также упа­док систем умозрительно-исторических, а такие эпического размаха попыт­ки, которые были предприняты Освальдом Шпенглером и Арнолдом Тойн­би, хотя у них и нашлись почитатели, в конце концов были все же отвергнуты, как это ранее произошло с Гегелем. Академическая история устранилась теперь от задачи обнаружить в истории некие универсальные мо­дели и целостное единство. Гегелевская программа, предписывавшая пои­ски «смысла» истории и «цели» культурной эволюции, была признана невы­полнимой и ложной. Профессиональные историки видели свое призвание в более ограниченной сфере точно обозначенных, специализированных иссле­дований, методологических проблем, порожденных общественными наука­ми, статистического анализа таких поддающихся измерению факторов, как численность населения или уровень доходов. Историку надлежало уделять внимание не столько идеалистическим универсальным принципам, которые влияют на мировую историю через действующих в ней великих личностей, сколько жизни людей в мельчайших подробностях, в особенности же ее эко­номической и социальной областям, то есть так называемой «истории снизу». Следуя указаниям эпохи Просвещения, историки академического толка стремились полностью вырвать историю из всех теологических, мифо­логических и метафизических контекстов, к которым ее столь долгое время насильно привязывали. История, подобно природе, тоже являет собой но­миналистический феномен, который следует изучать эмпирически, избавив­шись от почерпнутых из духовной сферы предвзятых представлений.

Между тем по мере того как Новое время проходило все более зрелые ста­дии, перед романтизмом вырисовывалась новая задача — ему предстояло об­ратить современное мышление к иной области. Закат, постигший Гегелевы метафизико-исторические системы, произошел в такой интеллектуальной среде, где преобладающим авторитетом в определении любого толкования действительности оставалась материалистическая наука. Но, поскольку наука, как стало выясняться, представляет собой — и с эпистемологич­кой, и с практической точки зрения — лишь относительную и подверженную ошибкам форму знания, и поскольку философия и религия уже утратили былое значение в культуре,— многие склонные к размышлениям люди стали обращаться внутрь — к изучению сознания как мощного источника смысла и тождества, бьющего в мире, лишенном устойчивых ценностей.