История западного мышления

Кроме того, это повторное утверждение «чистого», традиционного христианства в дальнейшем возымело сильный резонанс, прогрохотав по всей ев­ропейской культуре громкими раскатами католической Контрреформации: католическая Церковь, пробудившись наконец и осознав надвигающийся кризис, энергично взялась за внутренние преобразования, чему положил на­чало состоявшийся в середине XVI века Тридентский Собор. Римское папст­во вновь проявило внимание к религиозным догматам — причем весьма рьяно, и Собор заново утвердил основы христианской веры (настаивая в то же время на сохранении прежней структуры Церкви и ее священных полно­мочий) с точно таким же воинствующим пылом, с каким на Церковь напа­дали протестанты. Итак, по обе стороны религиозного водораздела Евро­пы -- и на протестантском севере, и на католическом юге разгорелось активное вторичное утверждение ортодоксального христианства, захлестнув мертвую петлю консерватизма вокруг эллинского язычества, природопо­клонства и обмирщения Возрождения.

Однако, при всем консервативном характере Реформации, ее восстание против Церкви явилось беспрецедентным революционным событием в запад­ной культуре: оно стало не просто удавшимся социально-политическим мяте­жом реформаторов против римского папства и церковной иерархии, нашед­шим поддержку среди светских правителей Германии и других северных стран, но, прежде всего, утверждением индивидуальной совести в противо­положность тем церковным установлениям и органичениям, что давали о себе знать в вере, обрядах и организационном устройстве. Ибо основной во­прос Реформации касался средоточия религиозного авторитета. В глазах протестантов ни папа, ни церковные соборы не обладали духовной прерога­тивой в определении христианской веры. Взамен Лютер проповедовал «свя­щенство всех верующих»: религиозным авторитетом облечен каждый христи­анин, и каждый вправе читать и толковать Библию в согласии со своей личной совестью, сообразно собственным взаимоотношениям с Богом. В каждом христианине должно утвердиться присутствие Святого Духа во всей его свободе, вызволяющей, вдохновляющей и не скованной никакими уста­новлениями, в противоположность изнуряющим и удушающим оковам рим­ской Церкви. Истинный христианский опыт зиждется не на отлаженном церковном механизме Ватикана, но на духовном отклике верующего на бла­годать Христову.

В самой неколебимости, с какой Лютер стремился к «очной ставке» с Богом было явлено и всемогущество Бога, и Его милосердие. Обе противо­положности, характеризующие протестантизм, независимое человеческое «я» и всевластное Божество, были сопряжены теснейшими узами. Этим и объясняется заявление Реформации о том, что каждый человек остается, во-первых, один на один против Церкви, и, во-вторых, один на один перед ликом Господа. Страстные слова Лютера, брошенные им перед импера­торским ландтагом, прозвучали новым манифестом личной религиозной свободы: