Конфуций печально спросил: “Позвольте узнать от вас, что такое “подлинное”?” — Подлинное — это самое утонченное и самое искреннее. То, что не содержит в себе ничего утонченного и искреннего, не может тронуть других. Вот почему деланные слезы никого не растрогают, деланный гнев, даже самый грозный, никого не напугает, деланная любовь, как бы много ни улыбались, не будет взаимной. Подлинная грусть безгласна, а вызовет в других печаль без единого звука; подлинный гнев не проявляется вовне, а наводит страх; подлинная любовь и без улыбки породит отклик. Когда внутри есть подлинное, внешний облик одухотворен. Вот почему мы ценим подлинное. В отношениях между родственниками, в делах семейных сын почтителен, а отец милосерден. В делах государства советник предан, а правитель справедлив. На пиру мы веселимся, в трауре скорбим. В добродетельном поведении главное — выполнение долга, на пиру главное — веселье, в трауре главное — скорбь, в служении родителям главное — угодить им. А выполнить долг можно разными путями. Если, прислуживая родителям, все делать во время, никто не станет разбираться, как мы прислуживаем. Если на пиру веселиться от души, не будешь разбираться, из каких чашек ты пьешь. Если в трауре искренне скорбеть, не возникнет охоты разбираться в правилах благопристойности. Правила благопристойности устанавливаются обычаем. Подлинное же воспринято нами от Неба. Оно приходит само, и его нельзя изменить. Поэтому мудрый, беря за образец Небо, ценит подлинное и не связывает себя обычаем. Глупец же поступает наоборот: не умея следовать Небу, он ищет одобрения людей; не зная, как ценить подлинное, он подчиняется обычаю и потому никогда не знает удовлетворения. Как жаль, что вы так рано понаторели в пустых изобретениях человеческого ума и так поздно услышали о Великом Пути! Конфуций опять поклонился дважды и сказал: — Сегодня мне повезло, как никогда. Кажется, само Небо ниспослало мне счастье! Если, уважаемый, вы не уроните своего достоинства, имея меня среди ваших учеников и наставляя меня в мудрости, я осмелюсь спросить вас, где вы живете? Прошу вас предоставить мне возможность быть вашим учеником и узнать, наконец, что такое Великий Путь. — Я слышал поговорку: “С кем можно идти — иди до последних тонкостей Пути. А от того, с кем нельзя идти, ибо он не знает, каков его путь, держись подальше — так оно спокойнее!” Учитесь сами, как можете. Я же ухожу от вас! Ухожу от вас! И рыбак отчалил от берега. Пока его лодка скользила среди зарослей тростника, Янь Хой развернул экипаж в обратную сторону, а Цзы-Лу держал наготове вожжи, но Конфуций стоял, не оборачиваясь. Он подождал, пока волны на воде не улеглись и не затихли вдали всплески весла. Только тогда он взошел в экипаж. — 148 —
|