Внутренний раздел

Тогда царь обратился к главному конюшему с такими словами:

— Мясник Юэ — человек презренного звания, а рас­суждает на редкость возвышенно. Передай ему от меня, чтобы он занял свое место среди главных советников.

А мясник велел передать царю:

— Я знаю, сколь почетно звание главного советника царя для такого человека, как я. Известно мне и то, на­сколько жалованье в десять тысяч чжунов больше доходов мясника. Но если я позволю себе иметь такой ранг и жало­ванье, моего государя станут называть безрассудно расто­чительным. Уж лучше я вернусь на рынок и буду забивать баранов.

Так мясник и не принял царской награды.

Юань Сянь жил в Лу за круглой оградой в доме, крытом соломой, с прохудившейся дверью, которая была сплетена из хвороста и поддерживалась ветками тутовника. Окном в доме служило горлышко кувшина. Заткнув окно рогожей, он сидел с женой, поджав под себя ноги, и перебирал стру­ны, а в комнате его было сыро внизу и капало сверху.

К Юань Сяню приехал в гости Цзы-Гун в колеснице, запряженной холеными конями, с высоким передком и та­кой большой, что она не помещалась в переулке. Цзы-Гун был одет в пурпурный халат и белую накидку, а Юань Сянь встретил его в шапке из бересты и соломенных сандалиях, опираясь на посох.

— Ах, учитель! — воскликнул Цзы-Гун. — Уж не забо­лели ли вы чем?

— Я, Сянь, нынче не болен, а беден, — отвечал Юань Сянь. — Я слышал, что бедным называют того, кто не имеет богатства, а больным называют того, кто, много учившись, не может осуществить выученное.

Цзы-Гун, устыдившись, остановился, а Юань Сянь про­должал с улыбкой:

— Поступать, в надежде снискать похвалу людей, всем угождать, со всеми дружить, учиться ради того, чтобы блес­нуть перед другими, а поучать, чтобы извлечь выгоду для себя, и, прикрываясь рассуждениями о человечности и долге, ездить в богато украшенной колеснице — вот чего я, Сянь, не могу терпеть.

Цзэн-цзы жил в царстве Вэй, носил холщовый халат без подкладки, лицо его опухло, руки и ноги покрылись мозо­лями, по три дня он не разводил в доме огня, по десять лет не шил себе одежды. Поправит шапку — завязки ото­рвутся, возьмется за ворот — и локти вылезают из протер­тых рукавов, схватится за сандалии — и задники ото­рвутся. Но, шаркая сандалиями, он распевал древние гим­ны, и голос его, подобный звону металла и яшмы, наполнял Небо и Землю. Сын Неба не мог сделать его своим подданным, удельные владыки не могли сделать его своим другом. Ибо пестующий в себе волю забывает о своем теле, пестую­щий тело забывает о выгоде, а взыскующий Пути забывает о сердце.