Внутренний раздел

Когда нет слов, согласие не разрушается. Согласие со словами не согласуется. И слова с согласием не согласу­ются. Поэтому сказано: “говори, не говоря”. Речь без слов — это когда всю жизнь говорят и ничего не скажут. Или всю жизнь не говорят — и не останется ничего не ска­занного. Каждый имеет свое мнение о возможном и невозможном, об истинном и неистинном. Почему истинно? Истинно потому, что считается истинным. Почему неистин­но? Неистинно потому, что считается неистинным. Почему возможно? Возможно потому, что считается возможным. Почему невозможно? Невозможно потому, что считается невозможным. У каждой вещи есть свое “истинное” и свое “возможное”. Нет вещи, не имеющей своего “истинного” и своего “возможного”. Без речей, подобных переворачи­вающемуся кубку, вечно новых, словно брезжащий рассвет, и приводящих все к Небесному Единству, можно ли постичь вечно сущее? Все вещи хранят в себе семена жизни и приходят друг другу на смену. Их начала и концы слива­ются в кольцо, и исток его невозможно постичь. Назовем это Небесным Равновесием. Небесное Равновесие и есть Небесное Единство.

Яньчэн Цзыю сказал Дунго Цзыши: “С тех пор как я стал внимать вашим речам, по прошествии года я совсем опростился, через два года — научился следовать переме­нам, через три года — слился воедино с миром, через че­тыре года — уподобился другим, через пять лет — при­влек к себе других, через шесть лет — проник в мир духов, через семь лет — обрел Небесное в себе, через восемь лет — перестал различать жизнь и смерть, а спустя девять лет постиг Великую Утонченность”.

Чжуан-цзы сказал Хуэй-цзы:

— Конфуций учил людей шесть десятков лет, а в шестьдесят лет переменился. То, что прежде он считал истинным, под конец объявил ложным. Он и сам не знал, не отрицал ли он пятьдесят девять лет то, что ныне счел истинным.

— Конфуций честно трудился и преклонялся перед знанием, — ответил Хуэй-цзы.

— Все же Конфуций в душе отрекся от своей жизни, но не говорил об этом вслух, — сказал Чжуан-цзы. — Он говорил, что человек получает свои таланты от Великого Истока и должен возвратиться к изначальной одухотворен­ности. Его пение должно соответствовать музыкальным тонам, а речь должна соответствовать приличиям. Если я пекусь о пользе и долге, то своими суждениями о добре и зле, истине и лжи покоряю лишь людские уста. Но чтобы заставить людей покориться в своем сердце, не вступая с ними в противоборство, упорядочить все порядки в Под­небесной — такое, увы, мне не под силу!