|
Но Вы скажете: «Все апостолы безусловно верили в то, что Христос воскрес из мертвых и действительно 634 вознесся на небо». Я не отрицаю этого. Ведь и Авраам тоже верил, что бог вкушал у него пищу, и все израильтяне верили, что бог спустился с неба на гору Синай, окруженный пламенем, и непосредственно говорил с ними. Но все это и многое другое в том же роде — лишь видения и откровения, приноровленные к пониманию и мнениям тех людей, которым бог хотел открыть свою мысль (mens) посредством этих видений. Поэтому я заключаю, что воскресение Христа из мертвых было в действительности духовным и было открыто одним лишь верующим сообразно с их пониманием, а именно: что Христос удостоился вечности и воскрес из мертвых (причем «мертвых» я здесь понимаю в том смысле, в каком Христос сказал: «предоставьте мертвым погребать своих мертвецов» 376), давши своей жизнью и смертью пример необычайной святости, и что он постольку поднимает из мертвых своих учеников, поскольку они следуют этому примеру его жизни и смерти. Было бы нетрудно и все евангельское учение объяснить соответственно этой гипотезе. Более того, только исходя из этой гипотезы, можно уяснить себе 15‑ю главу 1‑го Послания к коринфянам и понять аргументы Павла, которые, если следовать общепринятой гипотезе, оказываются слабыми и легко опровержимыми. Не говорю уже о том, что все то, что у евреев толковалось в телесном смысле (carnaliter), было истолковано христианами в духовном смысле (spiritualiter). Слабость человеческую я признаю вместе с Вами. Но позвольте мне в свою очередь спросить Вас: обладаем ли мы, слабые люди, познанием природы в такой степени, чтобы определить, до каких именно пределов простирается ее сила и мощь и что превосходит ее силу? Так как никто без дерзости не может возомнить о себе этого, то, следовательно, вполне позволительно безо всякого хвастовства объяснять чудеса, насколько это возможно, естественными причинами, а о том, чего мы не можем объяснить и вместе с тем не можем доказать, что это нелепость, — об этом лучше будет задержать свое суждение и базировать религию, как я сказал, только на мудрости ее учения. Наконец, Вы считаете, что некоторые места Евангелия Иоанна и Послания к евреям противоречат высказанным мною воззрениям. Но дело в том, что Вы прикладываете 635 мерку европейских оборотов речи к фразам восточных языков. Иоанн же, хотя он писал свое евангелие по-гречески, но в совершенно еврейском стиле. Как бы то ни было, но неужели — когда в Писании говорится, что бог явился в облаке или что он обитал в палатке или храме, — неужели Вы верите, что он в самом деле принял природу облака, палатки или храма? А ведь самое большее, что говорил о себе Христос, именно: что он есть храм бога, и говорил так потому, что, как я сказал в моем предыдущем письме, бог более всего проявил себя в Христе. Иоанн же, чтобы более эффективно выразить это, сказал, что слово стало плотью. Но об этом довольно, — 410 —
|