|
§ 5. В том месте, где славнейший муж говорит мимоходом о форме селитренных частиц, он обвиняет новейших писателей в том, что они неверно изображали эту форму. Я не знаю — подразумевает ли он в числе этих писателей и Декарта. Если да, то, вероятно, он обвиняет его с чужих слов, потому что Декарт ничего не говорит о частицах, которые могут быть видимы глазами. Не думаю также, что- 400 бы славнейший муж допускал мысль, будто кристаллики селитры, если они оботрутся до того, что примут форму параллелепипеда или иной какой-нибудь фигуры, перестанут вследствие этого быть селитрой. Ио, может быть, он имеет в виду тех химиков, которые признают только то, что они могут видеть глазами и ощупать руками. § 9. Если бы этот эксперимент можно было вполне точно проделать, то он служил бы прямым подтверждением того, что я хотел вывести из моего первого, упомянутого выше, эксперимента. § 13. Вплоть до § 18 славнейший муж пытается показать, что все чувственные качества (qualitates tactiles) зависят только от движения, фигуры и прочих механических состояний. Но так как все эти доказательства предлагаются славнейшим автором не в качестве математических 19, то я не считаю нужным исследовать, вполне ли они убедительны. Не знаю только, почему славнейший муж так хлопочет вывести это из своего эксперимента, раз это уже более чем достаточно доказано Бэконом Веруламским, а затем Декартом. Не вижу также, чтобы этот эксперимент [Бойля] давал нам более ясные показания, чем другие довольно обыденные эксперименты. Так, например, относительно теплоты: разве это не следует с такою же очевидностью из того, что при трении друг о друга двух холодных кусков дерева порождается огонь? Или из того, что облитая водой известь нагревается? Что касается звука, то я не нахожу, чтобы в этом эксперименте можно было усмотреть что-нибудь более достопримечательное, чем в простом кипячении воды и во многом другом. Относительно цвета я укажу (чтобы говорить только о том, что легко поддается проверке) только на наблюдаемое нами изменение окраски зеленых растений, причем зелень переходит в самые разнообразные цвета. Далее, тела, издающие дурной запах, становятся еще более зловонными, если они приходят в движение и особенно если они несколько нагреваются. Наконец, сладкое вино превращается в уксус и т.д. и т.п. Вот почему, пользуясь философской свободой, я позволил бы себе признать все это излишним. Говорю это из опасения, чтобы люди, менее расположенные к почтенному мужу, чем он того заслуживает, не стали превратно судить о нем *. — 250 —
|