Символический обмен и смерть

Так же и в наших отношениях с системой власти. Все институ­ции, все социальные, экономические, политические, психологические опосредования призваны никому не давать случая для такого симво­лического, смертельного вызова, для такого необратимого дара, кото­рый, подобно абсолютному умерщвлению плоти аскетом, позволяет взять верх над любой властью, сколь бы могущественной ни была ее инстанция. Надо, чтобы такой возможности прямого символического столкновения никогда не возникало. Надо, чтобы все было предме­том сделки. И в этом источник нашей глубокой тоски.

Поэтому в захвате заложников и других подобных актах воз­рождается нечто завораживающее: для системы это одновременно и чудовищное зеркало ее собственного репрессивного насилия, и обра­зец недоступного ей насилия символического, того единственного на­силия, которое она не может осуществить, — ее собственной смерти.

ТРУД И СМЕРТЬ

В других обществах ставку делали на многое — на рождение и родство, на душу и тело, на истину и ложь, на реальность и видимость. Политическая экономия свела все к одному производству, зато эта ставка оказалась очень велика, связана с непомерным насилием и не­померными упованиями. Сегодня с этим покончено: система не оста­вила за производством никакой реальной значимости. Зато на свет выходит другая, более радикальная истина, и само торжество системы как раз и позволяет разглядеть эту новую фундаментальную ставку. Оказывается даже возможным ретроспективный анализ всей полити­ческой экономии как не имеющей никакого отношения к производ­ству. Это своего рода ставка жизни и смерти. Символическая ставка.

Все ставки являются символическими. Только символическими они и бывают. Эта сторона дела всюду проступает сквозь структур­ный закон ценности, неизбежно заложенный в коде.

Категория рабочей силы зиждется на смерти. Чтобы стать ра­бочей силой, человек должен умереть. Эту свою смерть он потом по­степенно продает в обмен на заработную плату. Но экономическое насилие, осуществляемое над ним капиталом через неэквивалентный обмен зарплаты и рабочей силы, ничто по сравнению с насилием сим­волическим, которое осуществляется над ним уже при самом его оп­ределении как производительной силы. Фальсификация, неэквивален­тность этого обмена — ничто по сравнению со знаковой эквивалент­ностью зарплаты и смерти.

Уже самой возможностью количественной эквивалентности во­обще предполагается смерть. Эквивалентностью зарплаты и рабочей силы предполагается смерть рабочего, эквивалентностью всех това­ров друг другу предполагается символическое истребление вещей. Во всех этих случаях именно смерть делает возможным расчет экви-