Символический обмен и смерть

Инициация очевидным образом заключается в том, что на месте голого факта устанавливается обмен: происходит переход от природ­ной, случайной и необратимой смерти к смерти даримой и получаемой, а значит и обратимой, «растворимой» в ходе социального обмена. Одно­временно исчезает и оппозиция рождения и смерти: они также могут обмениваться под знаком символической обратимости. Инициация — тот поворотный момент социального сцепления, та темная камера, где рождение и смерть перестают быть крайними членами жизни и реинволюционируют друг в друга — не для какого-либо мистического слия­ния, а затем, чтобы, например, сделать из посвящаемого подлинно соци­альное существо. Непосвященный ребенок родился лишь биологически, у него еще есть только «реальные» отец и мать; чтобы стать соци­альным существом, ему нужно пройти через символическое событие инициатического рождения/смерти, обойти кругом всю жизнь и смерть и вступить в символическую реальность обмена.

243

При инициатическом испытании не разыгрывается никакого второго рождения, затмевающего собой смерть. Сам Жолен склоняет­ся именно к такой интерпретации: согласно ему, при инициации обще­ство «заклинает» смерть или же «диалектически» противопоставляет ей некий новоизобретенный элемент, который ее использует и «пре­одолевает»: «К жизни и смерти как внешней данности люди прибави­ли инициацию, посредством которой преодолевают смертельный хаос». Формула одновременно и красивая и двусмысленная, ибо ини­циация не «прибавляется» к другим элементам и не принимает сторо­ну жизни против смерти, ради возрождения (берегись всех тех, кто торжествует над смертью!). Инициация магически обуздывает раз­рыв между рождением и смертью, а заодно и сопряженную с ним судьбу, тяготеющую над разорванной жизнью. Ведь именно при таком разрыве она принимает форму биологической необратимости, абсурд­но-физической судьбы, именно при таком разрыве жизнь оказывается заранее потеряна, поскольку обречена на угасание вместе с телом. Отсюда идеализация одного из двух членов оппозиции — рождения (дублируемого в воскресении) за счет другого — смерти. Но это лишь один из наших глубоких предрассудков насчет «смысла жиз­ни». Ведь рождение как событие индивидуальное и необратимое столь же травматично, как и смерть. Психоанализ формулирует это иначе: рождение и есть особого рода смерть. Да и христианство сво­им обрядом крещения — коллективным священнодействием, соци­альным актом — всегда стремилось именно поставить предел этому смертельному событию рождения. Возникновение жизни — это сво­его рода преступление, если только его не перенять и не искупить коллективным симулякром смерти. Жизнь является самоценным бла­гом только в плане исчислимых ценностей. В символическом же пла­не жизнь, как и все остальное, является преступлением, если она воз­никает односторонне, если ее не перенять и не уничтожить через дар и возврат, если не «вернуть» ее смерти. Инициация как раз и отменя­ет это преступление, разрешая отдельное событие рождения и смерти в едином социальном акте обмена.