Далее Сократ удивляется: Когда граждане соберутся, чтобы выбрать врача или корабельного мастера, когда им нужно соорудить стены, пристани или корабельные верфи, или приготовиться к войне с неприятелем, они обычно прислушиваются прежде всего к мнениям специалистов именно по данным вопросам. Спрашивается: чем же тогда полезным могут быть для них ораторы, если их мышление связано больше всего с теоретическими рассуждениями о справедливом и несправедливом и т.д., а вовсе не с конкретными знаниями, необходимыми для достижения успехов в делах государственной важности? В ответ Горгий делает краткий экскурс в историю и обращает внимание Сократа на тот факт, что хотя непосредственно о строительстве чего-то требуется мнение экспертов, но факт остается фактом; принятие принципиальных решений о строительстве в Афинах кораблей и стен было сделано когда-то политиками Фемистоклом и Периклом, которые вовсе не являлись специалистами ни во флоте, ни в архитектуре, были лишь ораторами и это ни их самих, ни народ совершенно не смущало, да и добиваться реализации своих проектов им это не мешало [12]. Сократ сообщает, что он знает обо всем этом и как раз именно это-то его и изумляет. И он еще раз спрашивает у Горгия: что же это за такая божественная сила прячется в красноречии, как она помогает оратору-непрофессионалу убедить в чем-то тех профессионалов в своих занятиях, что собираются на Народном собрании? Тогда Горгий начинает горделиво рассказывать Сократу, что его ораторское искусство таково, что он в состязании с любым знатоком своего дела, врач ли это будет или кто угодно, сможет убедить собравшихся выбрать именно его, Горгия, и судя по всему, именно так когда-то дело обстояло и у столь любимых народом ораторов Фемистокла и Перикла. Тогда Сократ предлагает все же вернуться к его мысли о двух источниках убеждения демоса – вразумлении его знаниями и рассуждениями либо верой, и спрашивает: «Выученный софистами оратор в любом деле приобретет доверие толпы не наставлением, а убеждением, даже больше, чем врач? И у «толпы» – это, конечно, значит у невежд? И при этом, не будучи врачом? Стало быть, невежда найдет среди невежд больше доверия, чем знаток: ведь оратор найдет больше доверия, чем врач? Так?» Горгий подтверждает, что так [13]. И вот тут начинается самое интересное. Сократ начинает высказывать свою точку зрения, что он не считает красноречие искусством. По его мнению, красноречие – это не более чем сноровка, призрак одной из частей государственного искусства, некое угодничество. А распознается все это угодничание только глазом профессионала, ведь есть благополучие истинное и мнимое, и человеку может казаться, что он здоров телом, до тех пор, пока его не увидит врач или учитель гимнастики, то есть тот, кто сможет поставить истинный диагноз [14]. — 224 —
|