-в-третьих, Аристофан полностью присоединяется к Сократу в вопросе полезности и значимости гомосексуализма для воспитания юношества (причем, очень важно, что высказывания Сократа об этом в «Пире» Платона практически на сто процентов совпадают с тем, что говорит Сократ в «Пире» Ксенофонта). Совершенно понятно, что все это в корне противоречит тем взглядам Аристофана, что отражены в его творчестве. Таким образом, в своем «Пире» Платон по сути откровенно издевается над Аристофаном, делает его явным союзником того, против кого он так много раз жестко выступал. Любопытно и то, что смелость Платона (как уже было сказано нами выше, очевидно продиктованная смертью Аристофана) позволяет ему вмешиваться даже в аристофановскую трактовку демонических сил. Сразу после того как в платоновском пире выступил Аристофан, слово берет Сократ. В частности, он заявляет: «Эрот – нечто среднее между бессмертным и смертным, это великий демон, нечто среднее между богом и смертным. Его назначение быть толкователем и посредником между людьми и богами, передавая богам молитвы и жертвы людей, а людям наказы богов и вознагражденья за жертвы. Пребывая посредине, демоны заполняют промежуток между теми и другими, так что мир связан внутренней связью. Благодаря им возможны всякие прорицания, жреческое искусство и вообще все, что относится к жертвоприношениям, таинствам, заклинаниям, пророчеству и чародейству. Не соприкасаясь с людьми, боги общаются с ними и беседуют только через посредство демонов – и наяву и во сне. И кто сведущ в подобных делах, тот человек, взысканный милостью демонов, а сведущий во всем прочем, будь то какое-либо искусство или промысел, просто ремесленник. Демоны эти многочисленны и разнообразны, и Эрот – один из них. …Эрот – сын Пороса и Пении. Поэтому прежде всего он всегда беден и, вопреки распространенному мнению, совсем не красив и не нежен, а груб, неопрятен, необут и бездомен; он валяется на голой земле, под открытым небом, у дверей, на улицах, и, как истинный сын своей матери, из нужды не выходит. Но, с другой стороны, Эрот по-отцовски тянется к прекрасному и совершенному, он храбр, смел и силен, он искусный ловец, непрестанно строящий козни, он жаждет рассудительности и достигает ее, он всю жизнь занят философией, он искусный колдун, чародей и софист. По природе своей он ни бессмертен, ни смертен: в один и тот же день он то живет и цветет, если дела его хороши, то умирает, но, унаследовав природу отца, оживает вновь. Все, что он ни приобретет, идет прахом, отчего Эрот никогда не бывает ни богат, ни беден. Он находится также посередине между мудростью и невежеством… Эрот – это любовь к прекрасному, поэтому Эрот не может не быть любителем мудрости, то есть философом, а философ занимает промежуточное положение между мудрецом и невеждой» [46]. — 144 —
|