Итак, благодарность – это дар, разделенное благо и любовь. Это радость, сопровождаемая идеей вызвавшей ее причины (сравним у Спинозы: «Любовь есть удовольствие, сопровождаемое идеей внешней причины»). И причина эта – чужое великодушие, храбрость или любовь. Я возвращаю тебе твою радость, возвращаю тебе твою любовь. В собственном смысле слова благодарность может относиться только к живым существам. Хотя тут же возникает вопрос: почему не всякая радость, независимо от вызвавшей ее причины, может быть объектом этой возвращенной радости, то есть объектом благодарности? Почему нельзя быть благодарным солнцу за то, что оно светит? Жизни, цветам, птицам? И всему остальному во вселенной, потому что иначе меня бы тоже не существовало. Вот почему у всякой радости, даже внутренней и чисто рефлексивной, всегда есть внешняя причина, и эта причина – вселенная, Бог или природа, то есть все сущее. Ничто не является причиной самого себя, следовательно, не может быть причиной собственной радости. Любая цепочка причин, а их бесчисленное множество, бесконечна: все связано со всем, все затрагивает нас и позволяет нам оставаться теми, кто мы есть. Всякая любовь должна быть любовью ко всему сущему (чем больше мы любим единичные вещи, мог бы сказать Спиноза, тем больше мы любим Бога), в результате чего на свет появилась бы всеобщая благодарность. Всеобщая не значит одинаковая: нельзя быть в равной мере благодарным птицам и змеям, Моцарту и Гитлеру. Благодарность всеохватывающая в том смысле, что она выражала бы благодарность ко всему на свете, ничего не исключая, даже худшего (Ницше говорил о трагической благодарности), потому что реальная действительность существует в своей целостности и это – единственная данная нам реальность. Эта благодарность бескорыстна в том смысле, что ни от нее, ни для нее нельзя требовать какой-то платы. Еще Руссо отмечал, что признательность может быть долгом или даже добродетелью, но ни у кого нет права требовать ее или требовать чего-то ее именем. Не надо путать благодарность с кнопкой вызова лифта. При этом не надо забывать, что любовь почти обязательно желает добра тому, кого любит, во всяком случае, если это действительно любовь к другому, а не любовь к себе, то есть скорее доброжелательность, чем похоть. В последней главе мы об этом еще поговорим. Пока же отметим, что благодарность, в свою очередь, призвана действовать во благо тому, кто ее вызывает, разумеется, не ради того, чтобы обменять услугу на услугу (это была бы уже не благодарность, а бартер), а по той причине, что любовь всегда желает доставлять радость, в результате чего благодарность почти всегда питает великодушие, а оно – благодарность. Отсюда «взаимная любовь» и «усердие в любви» – характеристики благодарности. «Признательность или благодарность есть желание или старание делать из любви добро тому, кто вследствие такого же аффекта любви сделал нам добро» («Этика», III, «Определение аффектов», 34). Здесь совершается переход от простого чувства благодарности к благодарности действенной, от встречного чувства к встречному действию. Что касается меня, то я, вопреки Спинозе, вижу здесь не столько определение (например, потому, что можно испытывать благодарность к умершему, хотя мы уже не можем ответить добром на его добро), сколько следствие, но это не так уж важно. Важно другое: благодарность отличается от неблагодарности именно тем, что она способна видеть в другом человеке причину своей радости (в отличие от самолюбия, которое смотрит только в себя). Вот почему неблагодарность есть зло, а благодарность – добро. Благодарность делает человека добрым. — 86 —
|