|
– А вот в Елене есть загадка. Похоже на то, что она тайно в кого-то влюблена. Убежден, что она любит другого. – Почему ты так думаешь? – Иначе я не могу объяснить ее поведения со мной… – То есть только потому, что она не хочет тебя любить… любить как жениха, хотя как кузена она, быть может, и любит тебя… Когда оба они сдали бакалаврские экзамены, пути их разошлись. Авель решил посвятить себя живописи. Хоакин поступил на медицинский факультет. Виделись они по-прежнему часто и любили поболтать о своих успехах. Хоакин нередко пытался втолковать Авелю, что медицина – тоже искусство, и даже изящное искусство, требующее поэтического вдохновения. Порой яге пускался в очернение изящных искусств, как расслабляющих разум, и восхвалял науку, которая возвышает, укрепляет и облагораживает человеческий дух истиной. – Но ведь и медицина – сомнительная наука, – возражал тогда Авель. – Скорее это тоже искусство – искусство применять на практике выводы научных исследований. – Но я вовсе не собираюсь заниматься лечением больных, – парировал Хоакин. – А почему? Ведь это такое благородное и полезное занятие… – Ты прав, конечно, но занятие это не для меня. Пусть оно будет самим благородством и самой пользой, но я презираю и это благородство, и эту пользу. Быть может, для иных щупать пульс, смотреть язык и выписывать рецепты – недурной способ зарабатывать деньги. Я же мечу на большее… – На большее? – Да, я надеюсь проторить новые пути. Хочу посвятить себя научным занятиям. Подлинная слава в медицине принадлежит тем, кто открывает секрет какой-нибудь болезни, а не тем, кто с большим или меньшим успехом применяет на практике это открытие… – Мне нравится твоя одержимость. – А ты думал, только вы, художники, живописцы, грезите о славе? – Чудак, кто тебе сказал, что я мечтаю о славе?… – Как кто сказал? А для чего же ты в таком случае занялся живописью? – Видишь ли, овладей я достаточно этой профессией, она даст мне… – Что она тебе даст? – Приличный достаток. – Другим рассказывай сказки, Авель. Тебя-то я знаю еще с пеленок. Меня не проведешь! Я тебя знаю. – А разве я когда-нибудь пытался тебя обмануть? – Нет, но можно обманывать и бессознательно. Ты ведь только делаешь вид, будто тебя ничто не касается, будто жизнь для тебя – игрушка, будто ты поплевываешь на все. На самом же деле ты чудовищно честолюбив… – Я честолюбив? – Да, да, честолюбив! Ты обожаешь славу, успех, похвалы… Ты сызмальства был честолюбив. Но только ты скрытничал и лицемерил. — 4 —
|