|
Эта осторожность в отношении категорических суждений о мире и человеке очень характерна вообще для полупозитивизма. Борясь с «метафизическими миражами» (7), Кавелин хочет твердо держаться фактов, – и он особенно верит в психологию, как науку, верит в то, что она снимет постепенно покров тайны, покрывающий человека. Конечно, для Кавелина очень типичен его антропоцентризм, – его интересует человек, и только чело век. Он наивен в своей несколько патетической вере в психологию и, конечно, он не избег опасности «психологизма». Одна ко, существенно для всей философской позиции Кавелина то, что он решительно признает реальность творческого начала в личности (8); «самопроизвольность и свобода есть несомненный психический факт», – заявляет он (9). Но, конечно, и свобода в человеке условна: «как нет ни безусловной необходимости в жизни, так нет и безусловной самопроизвольности» (10). Сознание свободы тем менее должно' быть отодвигаемо или умаляемо во имя необходимости, царящей в природе, что сама «объективность» мира является мнимой, ее источник лежит в психической жизни человека (11). ---------------------------------------- (3) Сочин., т. III, 881 (4) Ibid., стр. 641 (5) Ср. Ibid., 631 (6) Ibid., стр. 929 (7) Ibid., стр. 568 (8) Ibid., стр. 893, 982 (9) Ibid., стр. 919 (10) Ibid., стр. 920 (11) Ibid., стр. 1016 [353] «Знание возникает из человека, существует лишь в нем и для него. Пытаться объяснить, а тем более выводить психическую жизнь из физической и наоборот – значит попадать в заколдованный круг» (12). Для Кавелина также неприемлем материализм, как и спиритуализм, – бытие в его подлинной реальности остается эмпирически двойственным: «психическая и материальная жизнь – на одной общей почве» (13). Этой почвой является именно внутренний мир человека, и. потому «одна лишь психология может разрешить задачу, на которую не дает ответа ни философия, ни естествознание» (14). Кавелин готов идти до конца в этих утверждениях (близких к гносеологической позиции Маха), – для него теряет смысл различение субъективного и объективного. мира: «мир внешних реальностей есть продолжение личного, индивидуального, субъективного мира» (15). Эта философская позиция освобождает Кавелина от того слепого поклонения естествознанию, которое занимает столь значительное место в основных установках позитивизма. Для Кавелина открывается вся неустранимость и субъективная правда этической сферы человека. Правда, он наивно верит в «научное обоснование этики» (16) на том основании, что ныне, благодаря успехам психологии «доступны исследованию самые сокровенные тайны бытия», но фактически он нисколько не стеснен «научным исследованием» фактов этической жизни. Его очень высокое этическое вдохновение по существу самостоятельно и независимо. Его подчинение науке не идет дальше признания того, что «свобода возможна в человеке лишь при определенных условиях, что она не есть нечто само по себе безусловное» (17), но, сделав эту оговорку, Кавелин затем уже свободно и смело строит этику идеалистического характера «Источник и причина идеальных стремлений человека, – успокаивает свою «научную» осторожность Кавелин, – есть его сознание... оно имеет ведь дело не с реальными фактами, а с нашим внутренним состоянием». Этический идеализм будто бы достаточно обосновывается таким указанием...»Настоящая суть этики, – читаем в одном месте у Кавелина (18), – субъективные идеалы, которые она ставит сознательной жизни и деятельности человека». То, что эти идеалы – «субъективны», это – реверанс в сторону — 303 —
|