Русская Философия. Энциклопедия

бытии» (Там же. С. 286). В случае, когда одно из них стоит неизмеримо выше другого по некоей внутренней иерархии, так что свою ценность и смысл результат синергии полу­чает из-за его присутствия, такая синергия, по Флоренско­му, является символической. «Символ - это нечто являю­щее собою то, что не есть он сам, большее его, и однако существенно чрез него объявляющееся», он есть «такая сущность, энергия которой, сращенна или, точнее, срастворенная с энергией некоторой другой, более ценной в дан­ном отношении сущности, несет таким образом в себе эту последнюю» (Там же. С. 287). Таким символом является слово. Именно слово позволяет преодолеть известную оп­позицию между субъектом и объектом, к-рая снимается в самом акте именования, называния: в гносеологии слово есть «мост между Я и не-Я» (Там же. С. 292). В еще боль­шей степени синергийный и символический характер но­сит имя, в к-ром «вся полнота самораскрытия познавае­мой сущности питает познающий дух, и он силится вос­принять ее в индивидуальной форме» (Там же. С. 295). Поэтому для Флоренского очевидна неправомерность имеборческих тенденций к «болезненному отщеплению признаков от личности». Осн. формула имеславия (в бого­словском плане) должна звучать так: «Имя Божие есть Бог и именно Сам Бог, но Бог не есть ни имя Его, ни Самое Имя Его» (Там же. С. 300). Здесь проблема имеславия решается антиномически, парадоксально, но, с т. зр. Флоренского, единственно возможным способом, и указанная формула обозначает, что «Имя Божие, как реальность, раскрываю­щая и являющая Божественное Существо, больше самой себя и божественно, мало того - есть Сам Бог, - Именем в самом деле, не призрачно, не обманчиво являемый; но Он, хотя и являемый, не утрачивает в своем явлении Своей реальности, - хотя и познаваемый, не исчерпывается по­знанием о Нем, - не есть имя, т. е. природа Его - не приро­да имени, хотя бы даже какого-либо имени, и Его собствен­ного, Его открывающего Имени» (Там же. С. 301). Ф. и. Флоренского, при всех ее достоинствах - широте примене­ния религиозно-догматического, философского, филоло­гического материала - все же не имеет систематического характера. В ней только обозначены общие черты «фило­софской теории имен». Детальная разработка как гносео­логических, так и онтологических ее сторон принадлежит Булгакову и Лосеву. Работу «Философия имени» Булгаков считал своей «самой философской книгой». Характерной особенностью философствования Булгакова является его пристальное внимание к космическому, телесному, софийному. С этих позиций он подходит и к слову: «...слово космично в своем естестве, ибо принадлежит не сознанию только, где оно вспыхивает, но и бытию, где человек есть мировая арена, микрокосм, ибо в нем и через него звучит мир... Наречия различны и множественны, но язык один, слово едино, и его говорит мир, но не человек, говорит мирочеловек» (Булгаков С. Н. Философия имени. С. 24). Так же как для Флоренского и Лосева, для него очевидна символическая природа слова - «бесконечное мысли вы­ражено в конечном изваянии слова, космическое в част­ном, смысл соединен с тем, что не есть смысл, - с звуковой оболочкой; это, что вовсе не есть знак, а сама сущность, ее энергия, ее действие, нераздельно связано с тем, что есть только знак... Это сращение... мы называем символом» (Там же. С. 25-26). Именно антропокосмическая природа слова делает его символом, сращением слова и мысли. Опира­ясь на идеи Потебни и В. Гумбольдта, Булгаков пытается построить философию грамматики: анализ осн. грамма­тических категорий, таких, как местоимение, имя существи­тельное, глагол и пр., позволяет, с его т. зр., более конкретно установить взаимосвязь между космосом и словом. В наи­более общей форме эта взаимосвязь фиксируется в акте именования - «имя есть самооткровение вещи, оно при­надлежит вещи, а не говорящему. В этом смысле вещь сама себя называет... Однако именоваться человек может только через человека, в человеке, человеком. В человеке сокры­ты имена всех вещей» (Там же. С. 68). Вместе с тем в самом акте именования происходит преодоление «разрыва» меж­ду феноменом и ноуменом: «...ноумен просто есть фено­мен, и это есть выражается в его именовании. Трансцендентно-актуальное (первая ипостась бытия) смотрится в бытии имманентном, раздельном и расчлененном идея­ми, словом (вторая ипостась бытия) и опознается действен­но... утверждает себя именованием, в связке познает свое единство трансцендентного и имманентного (третья ипос­тась)» (Там же. С. 70). Т. обр., в акте именования познаю­щий субъект выходит за пределы собственного мира, с тем чтобы оказаться сопричастным «миру горнему», Ф. и. Булгакова непосредственно связана с его софиологией: «...в тайне именования, которая есть и тайна языка, содержится творческое да будет... всякое суждение приводится к субъек­ту и предикату, онтологической точке и идее-слову-смыс­лу... Слова существуют лишь потому, что есть Слово, и идеи-смыслы суть лишь потому, что существует Идея-Смысл. Есть София, Душа мира, Мудрость мира, как всесовер-шенный организм идей, как Плерома, полнота бытия... Сло­ва как предикаты, как идеи суть лучи умного мира, пробива­ющиеся через облачную атмосферу» (Там же. С. 73-75). Ф. и. Лосева также исходит из проблематики имеславия. Центральное место здесь принадлежит работам «Филосо­фия имени» (впервые вышла в 1927 г.) и «Вещь и имя» (написана в конце 20-х гг., впервые опубликована в 1993т.). В «Философии имени» изложена сущность его филосо­фии языка в форме исходных постулатов, конечных выво­дов, внутренней структуры и внешних границ теории. В работе «Вещь и имя» разрабатывается уже основополага­ющий принцип этой теории - тезис о том, что имя веши есть сама вещь, хотя вещь не есть имя, - к-рый созвучен с осн. тезисом имеславцев. Характерной особенностью трак­товки Лосева сущности имени является ее синтетичность. Она опирается на своеобразно истолкованные и понятые гегелевский диалектический метод и гуссерлианскую фе­номенологию, на идеи В. С. Соловьева и неоплатой" Раскрытие им соотношения сущности и энергии указ ет на христианское, православное миропонимание ф софа. Одним из ключевых понятий Ф. и. Лосева явля символ, трактуемый в соответствии с античной и ше> гианской традицией как «неразличимое тождество об и особого, идеального и реального, бесконечного и ко ного» (Лосев А. Ф. Очерки античного символизма и фологии. М., 1993. С. 20). Так же как и Булгаков, Лосев тает, что в акте именования снимается противоположи между субъектом и объектом, познающим и познаваемым Именование есть высший принцип проявления первородности в инобытии, высшая форма диалектического само­раскрытия сущности. «Имя есть высшая точка, до которой дорастает первая сущность, - с тем чтобы далее ринуться с этой высоты в бездну инобытия». «Имя не разбито, не оско­рблено, не ослаблено со стороны иного. Имя не затемне­но... не уничтожено, не хулится материей. Имя первосущности сияет во всей своей нетронутости предвечного света в инобытийной своей мощности, преодолевшей тьму меона [небытия]. Нет, не было и не будет для такой твари ниче­го, кроме имени первосущности, и нет никакого иного имени под небесами, кроме этого, о нем же подобает спа-стися нам» (Лосев Ф. Философия имени. С. 137, 72). В че­ловеческом слове, согласно Лосеву, происходит общение чистой энергии первоимени с энергией субъекта, познаю­щего. И было бы ошибкой, утверждает он, смешивать че­ловеческую речь, говорение, с первоименем, к-рое по сути своей символично. «Сущность имени открыта нам... в сво­их энергиях, и только в них... все, утверждаемое нами о сущности как такой, поскольку о ней нельзя ничего мыс­лить вне ее энергий, есть утверждение символическое. ...Чем менее проявлено неявляемое, тем более понятно и просто то, что явилось; чем более проявлено неявляемое, тем сильнее оно постигается и переживается, но тем зага­дочней и таинственней то, что явилось» (Там же. С. 89). Все представители Ф. и. утверждают наличие некоей «середин­ной сущности», «места встречи Бога и мира», к-рое и есть имя и к к-рому могут быть применены предикаты как Бога, так и мира и к-рое представляет собой синтез первого и второго, не сводимый ни к первому, ни ко второму. Про­блема именования становится, т. обр., онтологической и гносеологической проблемой, поскольку Имя Божие при-частно и миротворению, и богопознанию: через «середин­ную сущность» раскрывается первосущность как для объекта (мира), так и для субъекта (познающего). Среди ключевых категорий, с помощью к-рых Флоренский, Бул­гаков и Лосев решают проблему онтологизаии имени, уко­ренения его в первосущности, следует отметить не только понятие символа, но и мифологему Софии как «организ­ма имен». Построение философии языка прежде всего в рамках онтологии отличает Ф. и. от зап. лингвистической философии (Л. Витгенштейн, М. Хайдеггер) и структура­листского подхода к лингвистике.