Русская Философия. Энциклопедия

С о ч.: Проповеди. Ч. 1-2. М., 1804; Неизданные проповеди Стефана Яворского. Спб., 1867; Риторическая рука. Спб., 1878.

Лит.: Самарин Ю. Стефан Яворский и Феофан Прокопович // Соч. М., 1880. Т. 5; Введенский С. К К биографии митрополита Стефана Яворского. Спб., 1912; Морев И. «Камень веры» мит­рополита Стефана Яворского. Спб., 1904; Ничик В. М. Из истории отечественной философии кон. XVII - нач. XVIII века. Киев, 1978; Захара И. С. Борьба идей в философской мысли на Украине на рубеже XVII - XVIII веков (Стефан Яворский). Киев, 1982.

В. В. Аржанухин, А. В. Панибратцев

«СТОЛП И УТВЕРЖДЕНИЕ ИСТИНЫ. Опыт православ­ной теодицеи» - произв. Флоренского (1914). В центре его - размышления над фундаментальными проблемами богословского порядка, в русле вост.-христианской (пра­вославной) традиции; в то же время много внимания в нем уделяется философским проблемам. Он ставил зада­чу - осуществить новый сплав богословия, философии и науки. Идейную ткань книги наряду с идеями вост.-христианской традиции составляет метафизика всеединства, к-рая строится им как особого рода софиологическое учение. Акт познания - онтологичен: это реальное выхождение познающего из себя и реальное вхождение по­знаваемого в познающее, что выражается в актах любви и веры. Любовь есть всегда отношение двух одухотворен­ных сущностей, в конечном счете «высшей божествен­ной сущности и душ всех остальных предметов». И пото­му истина в самом полном и глубоком смысле этого сло­ва есть «бесконечное мыслимое как целокупное един­ство, как единый и в себе законченный субъект» (Столп и утверждение истины. С. 43). Отсюда и основополагающий гносеологический тезис книги: «Истина делает разум ра­зумным, т. е. умом, а не разум делает истину истиной» (С. 36). Свои размышления о закономерностях постижения истины он начинает с констатации принципиальной каче­ственной разнородности двух миров - мира природного и мира божественного; соответственно и двух типов ис­тин - истин божественных, вечных, светоносных и истин земных, преходящих, частичных, образующих мир «ме­тущихся текучих мнений человеческих, у к-рых нет на­дежных опор» (С. 57). Путь скепсиса не ведет к истине. Он просто уводит с почвы разума, и нужно немалое муже­ство, чтобы оторваться от все разъедающего скепсиса и пойти к истине. Надо исходить из того, что к истине при­ведет личный духовный опыт. Такой духовный опыт ведет не просто к признанию истины, но к признанию триедин­ства истины, признанию того, что истина есть «единая сущность в трех ипостасях» (С. 48). Истина должна быть не абстракцией, а живым и любящим субъектом, потому что этого жаждет наше сердце. Признав любовь внутрен­ней жизнью истины, мы с необходимостью приходим к триединству истины, потому что любовь к ней осуществ­ляется как отношение Я к Ты силой Духа и Любви. Наше сердце жаждет найти истину как высшего субъекта Люб­ви, а Любовь, как таковая, убедительна сама по себе. Любовь является также и источником веры Потому для адекватного восприятия и постижения триединства исти­ны необходимо достичь единства разума и веры. «Дове­рившись и поверив, что тут, в этом усилии - истина, ра­зум должен отрешиться от своей ограниченности в пре­делах рассудка, отказаться от самозамкнутости рассудоч­ных построений и обратиться к новой норме - стать новым разумом. Тут-то и требуется свободный подвиг» (С. 60). Разум погибает в форме рассудка, потому его об­новление и означает освобождение от самоутверждения рассудка, т. е. от рационализма. Рационализм Толстого с его требованием «разумной веры» Флоренский оценил как «дьявольскую гордыню»; это - «крамола против Бога, чудовищное порождение человеческого эгоизма, жела­ющего и Бога подчинить себе» (С. 64). Разум вступает здесь в ситуацию фундаментально духовного выбора: либо оставаться в неверии и неведении истины, либо рис­кнуть выбрать веру, не имея никаких гарантий, что риск себя оправдает, но с надеждой оказаться по ту сторону пропасти, разделить веру и неверие и тем самым обрести истину. В конце концов сама истина побуждает нас ис­кать себя, сама ведет к себе по пути этого поиска, побуж­дает забыть себя в любви, оставить свои сомнения и пере­стать считать себя центром мироздания. Одно из цент­ральных мест в гносеологии Флоренского принадлежит идее антиномизма. Антиномичность - одно из наиболее существенных качеств как истины вообще, так и религи­озной истины в особенности. Если мы попытаемся сфор­мулировать ее в к.-л. суждении, то в этом суждении неиз­бежно появится противоречивость. Но при этом «мы не должны и не смеем замазывать противоречия тестом сво­их философем! Пусть противоречие остается глубоким как есть. Если мир познаваемый надтреснут и мы не мо­жем на деле уничтожить трещин его, то не должны и при­крывать их» (С. 157). Поэтому истина есть антиномия и не может не быть таковой. Антиномичность истины полез­на и плодотворна хотя бы уже потому, что в качестве ан­тиномии истина включает в себя все противоположные утверждения, к-рые могут быть ей противопоставлены, так что враждебные выпады этим заранее нейтрализуют­ся. Конечно, нужны значительные усилия над собой, что­бы принять такую весьма неудобную для здравого смыс­ла т. зр. Но что делать - без подвига духовной жизни не бывает. И пусть наш рассудок совершит такой подвиг -совершит самоотрешение в вере. «Акт самоотрешения рассудка есть высказывание антиномии. Да и в самом деле, только антиномии и можно верить» (С. 147). Если догмат - истина, тогда и догмат должен быть антиномией. Источником антиномий являются грех и зло, к-рые раз­дробляют мир и существо человека. «Там - в горнем Иерусалиме - нет их; тут же (в этом природном, посюс­тороннем мире) противоречия во всем. И устранятся они не общественным строительством, не философически­ми доводами, а истиной и любовью трисиятельного све­та, показанного Христом и отраженного в церкви Хрис­товой и ее праведниках» (С. 158). Для этого необходимо преодолеть самодовольство рассудка, прорвать логичес­кий круг его конечных понятий и вступить в новую среду -среду бесконечного, рассудку недоступного и для него нелепого. Такой подвиг совершила математика, введя иррациональные числа. То же самое должна сделать и философия, став философией творческого подвига - под­вига мысли, ищущей и находящей новое, еще не бывалое. Публикация кн. «С. и у. и.» вызвала оживленную полеми­ку в богословской и философской литературе (Тареев, Флоровский, Зеньковский и др.), продолжающуюся, хотя и с меньшей остротой и интенсивностью, и в наши дни (Р. А. Гальцева и др.).