Русская Философия. Энциклопедия

С о ч.: Бакунин М. А. Избр. филос. соч. и письма. М., 1987; Он же. Философия, социология, политика. М., 1989; Кропот­кин П. А. Хлеб и воля. Современная наука и анархия. М., 1990; Он же. Этика. М., 1991; Лавров П. Л. Философия и социология // Избр. произв.: В 2 т. М., 1965; Лавров - годы эмиграции: Архивные материалы: В 2 т. Дордрехт; Бостон, 1974; Михай­ловский Н. К. Поли. собр. соч. Спб., 1896-1913. Т. 1-10; Ткачев П. Н. Соч.: В 2 т. М., 1975-1976.

Л и т.: К. Маркс, Ф. Энгельс и революционная Россия. М., 1967; Ленин В. И. От какого наследства мы отказываемся? // Поли. собр. соч. Т. 2; Русанов Н. С. (Кудрин Н. Е.). Социалисты Запада и России. 2-е изд. Спб., 1909; Волк С. С. Народная воля. 1879-1882. М.; Л., 1966; Богатое В. В. Философия П. Л. Лав­рова. М., 1972; Малинин В. А. Философия революционного народничества. М., 1972; Хорос В. Г. Идейные течения народ­нического типа в развивающихся странах. М., 1980; Поликар­пова Е. В. Идеология народничества в России. М., 2001; Исто­рия русской философии / Под ред. М. А. Маслина. М., 2007. С. 234-260; Billington J. Н. Mikhailovsky and Russian Populism. Oxford, 1958; Populism. It's Meanings and National Characteristics. L., 1969; Pomper Ph. Peter Lavrov and the Russian Revolutionary Movement. Chicago and L., 1972; Late Marx and the Russian Road. Marx and the «Peripheries of Capitalism)). L., 1983; Scanlan J. P. Populism as a Philosophical Movement in Nineteenth Century Russia: The Thought of P. L. Lavrov and N. K. Mikhailovsky // Studies in Soviet Thought. 1984. Vol. 27. N 3.

M. А. Маслин

НАРОДНОСТЬ - понятие философии культуры, эсте­тики, художественной критики, выражающее одну из главных смысловых доминант рус. мысли XIX в. Про­блематика Н. восходит к работам Дж. Вико и И. Г. Герде-ра, рассматривавших коллективное творчество народов как исходную форму культуры и первооснову всех по­зднейших ее форм, ориентированных на принципы ин­дивидуальности и личного авторства. Оформление идеи Н. в рус. мысли осуществляется в тесной связи с распро­странением идейно-эстетических импульсов романтиз­ма. Важную роль в этом процессе играло увлечение идеями Гегеля: под влиянием нем. философии Н. трак­туется преимущественно как выражение «духа народа». Однако практически с самого начала эта трактовка была тесно связана и со специфически российскими пробле­мами - преодолением «наружных приемов» наносного «европеизма», выявлением в искусстве и др. формах культуры истинных национальных начал, критикой сфор­мировавшегося под влиянием поверхностной европеи­зации пренебрежительного отношения к своему, рус. (любомудры, Надеждин, Белинский). Н. в этом контек­сте понимается как совокупность всех физических, ум­ственных и нравственных черт, из к-рых складывается облик рус. человека, его отличительный характер, осо­бый «сгиб» ума и воли, отличающие его от представите­лей др. народов. На базе трактуемой т. обр. народности к сер. 30-х гг. XIX в. были выработаны идейные и творчес­кие установки, во многом определившие развитие рус. культуры периода ее золотого века. В соответствии с этой программой Н. - это одновременно эстетическая оценка и мера духовной глубины, идейной содержатель­ности творчества. Сказать о том или ином художествен­ном произв., что оно «народно», означало, по сути, то же, что назвать его «великим» «вековым» произв. Вме­сте с тем понятие «Н.» часто выступало одним из кон­цептуальных эквивалентов верного понимания жизни. Сила произв., отвечающего такому пониманию творче­ства, - не в изощренности формального мастерства, а в непосредственности чувства нравственной честности, верности критериям художественной правды. Идея Н. ориентирует искусство не на создание идеальных ми­ров, а на проникновение в реальную жизнь народа во всех ее не только светлых, но и темных сторонах. Специ­фической особенностью понимания Н. (в отличие, в ча­стности, от нем.) было то, что представление о нацио­нальной самобытности имело для нее определенную со­циальную окраску. Подлинным носителем национальных начал признавался преимущественно «простой народ», часто даже в более узком смысле «низшего сословия». Для т. наз. «образованного об-ва» Н. становилась неким социальным заданием, а для отдельных его представите­лей - личной проблемой, решение к-рой требовало оп­ределенных усилий и представляло собой особый нрав­ственно-рефлексивный акт (покаяние, возвращение к «почве» и т. п.). Эта особенность определила общее на­правление эволюции идеи Н. в рус. культуре в сторону нарастания мотивов социальной критики. Для марксис­тской эстетики и литературно-художественной критики, опиравшейся в основном на классовый подход, катего­рия Н. долгое время оставалась вне поля исследования. Однако в специфической идеологической ситуации, сло­жившейся в СССР к сер. 30-х гг., когда решение задачи внутренней консолидации страны потребовало от партийного руководства частичного восстановления ли­нии исторической преемственности, идея Н. как элемент «демократического наследия» была интегрирована в си­стему официально признаваемого мировоззрения (мар­ксизм-ленинизм). В целом это сыграло позитивную роль в преодолении доминировавших в культурной политике вульгарно-социологических подходов, стоявших на т. зр. «жесткой» партийности. В рамках парадигмы Н. осуще­ствилась легитимация огромного массива явлений на­циональной культуры, выразивших свободолюбивые ус­тремления широких слоев дореволюционного рус. об-ва, к-рые при всем желании трудно было связать с кон­цепцией социалистической революции. Установка на Н. нередко использовалась и как инструмент, при помощи к-рого насаждалось примитивное искусство и обосно­вывались запретительные меры против творческих экс­периментов. Н. была признана одной из основополага­ющих категорий марксистско-ленинской эстетики. Ее разработке было посвящено множество книг и статей, далеко не всегда чисто пропагандистских. В нек-рых из них, в частности в трудах М. А. Лившица, Г. А. Недошивина и др., наряду с устоявшимися идеологическими формулами содержались ценные исторические и теоре­тические обобщения, раскрывавшие многообразие форм культуры и ее субъектов. Однако при всем этом исследование категории «Н.» в рамках идеологии того времени было достаточно специфично. Ее обязательно связывали и уравновешивали при помощи политически более прозрачной и операциональной категории партий­ности, в связке с к-рой ее обычно и старались употреблять. Отсюда идет характерное для официальной идеологии раз­деление Н. на «подлинную» (потенциально совпадающую с коммунистической партийностью) и «неподлинную» (куда относились стремления раскрыть такие грани на­родной души и народной жизни, к-рые шли вразрез с «утвержденным» воззрением или, по крайней мере, не укладывались в его рамки). В сложном контексте идео­логических конфликтов того времени апелляция к Н. не­редко служила внешне законным выражением внутрен­ней оппозиционности, духовного противостояния нео­правданному историческому оптимизму и утратившей чувство эмоциональной причастности к «своему» тех­нократической бюрократии. Таковы «деревенская» про­за 60-80-х гг., распространившееся в эти годы увлечение фольклором, а также философско-исторические иссле­дования, посвященные народному свободомыслию, в рамках к-рых, по существу, изучались формы народной религиозности.