Русская Философия. Энциклопедия

С о ч.: Проблема происхождения нравственности // Фило­софские науки. 1964. № 3; Начальный этап античной этики // Там же. 1973. № 4; Социальная природа нравственности. М., 1974; Отношение к природе как нравственная проблема // Философс­кие науки. 1975. № 5; Структура нравственного поступка // Структура морали и личности. М., 1977; Золотое правило нрав­ственности. М., 1979; Моральность личности: характер детер­минации /У Моральный выбор. М., 1980; Этика Аристотеля. М., 1984; Введение в этику. М., 1985; Краткая история этики (в со­авт.). М., 1987; Мораль и насилие // Вопросы философии. 1990. № 5; Этика ненасилия // Там же. 1992. № 3; Учение Л. Н. Толстого о непротивлении злу насилием // Свободная мысль. 1994. № 6; Великие моралисты. М., 1995; Язык и совесть. М., 1996; Фило­софия. Мораль. Политика. М., 2002; История этических учений (в соавт.). М., 2003; Античная этика. М., 2003; Идея абсолютно­го в морали. М., 2004; Негативная этика. Спб., 2007.

Ю. Н. Солодухин

ГУССЕРЛЬ В РОССИИ. Феноменологическая филосо­фия Э. Гуссерля нашла в России нач. XX в. отклик, несво­димый к простому знакомству с очередной нем. фило­софской школой. Достаточно сказать, что именно в Рос­сии появились первые переводы программных работ Г. «Логические исследования» (Спб., 1909. Т. 1, под ред. Фран­ка, и «Философия как строгая наука» (Логос. 1911-1912. Кн. 1). А рус. феноменолог Шпет, к-рого Г. считал своим «достойным учеником», первым познакомил рус. фило­софскую аудиторию с работой Г. «Идеи к чистой феноме­нологии и феноменологической философии» (т. 1) (см.: Явление и смысл. М., 1914). Одним из первых проводни­ков идей Г. в России можно считать Челпанова, читавше­го в ун-тах Киева и Москвы лекции о Ф. Брентано и Г. еще в самом начале века. Значительный интерес к феномено­логии Г. проявили также Н. О. Лосский, Яковенко и Г. Э. Ланц. Среди мыслителей, несколько позднее положитель­но отреагировавших на учение Г., - И. А. Ильин, Выше­славцев, Лосев, а собственно рус. «гуссерлианцами» по­мимо Шпета следует считать Н. Жинкина, Н. Волкова, А. Ах-манова, А. Зака, А. Циреса. В ранней работе Лосского «Обоснование интуитивизма» (1904) освещается учение Г. о категорическом созерцании, а в более поздней крити­ческой статье «Трансцендентальный феноменологиче­ский идеализм Гуссерля» (см.: Логос. М., 1991. № 1) гус-серлевские идеи о трансцендентальной субъективности, интенциональности и конституировании «чужого Я». Яковенко (Философия Гуссерля // Новые идеи в филосо­фии. 1913. Сб. 3) вслед за П. Наторпом обнаружил эле­менты психологизма у самого Г., односторонне истолко­вав интенциональность Г. как простую «направленность на...» чисто психических по своей природе актов созна­ния (напр., акта внимания), что ведет к субъективизму и солипсизму. Характерной чертой восприятия феномено­логии в рус. философии является онтологическое ее ис­толкование. Так, Ланц (Гуссерль и психологисты наших дней // Вопросы философии и психологии. 1908. Кн. 98), исходя из метафор Г. о «безвременном царстве вечных и неизменных идей», отождествлял его философию с пла­тонизмом, говорил о реальном полагании у Г. предмета «истиной». В то же время Шестов поставил перед фено­менологами и реальную проблему: оправдан ли феноменологически сам переход с обыденной на феноменоло­гическую установку, и не является ли он всего лишь кьеркегоровским «выбором, который сам тебя выбирает», сходным в этом смысле с религиозным обращением? По мнению Лосева, у Г. представлена лишь статичная, «оце­пенелая» структура эйдоса (чистой сущности или чистой субъективности), но не вскрыта его категориально-диа­лектическая динамика. Лосев считает возможным ввести в сферу феноменологии объяснительную диалектику, трактуемую им онтологически, что, по его мнению, даст «логику самой действительности» (Античный космос и современная наука//Бытие. Имя. Космос. М., 1993. С. 71 — 73, 331-332). У Шпета («Явление и смысл») намечается отход от чистой феноменологии в сторону обоснования социально-герменевтического опыта сознания. Позднее он более смело и определенно критикует положения Г. о трансцендентальной (чистой) субъективности и полагает, что познавательную ситуацию необходимо рас­сматривать в контексте социально-онтологических связей познаваемого и познающего, причем последний может быть и коллективным, «общественным» субъектом со­знания. Попытки Ильина (Философия Гегеля как учение о конкретности Бога и человека. М., 1918) и Вышеславце­ва (Этика Фихте. М., 1914) приложить феноменологичес­кий метод к историко-философскому материалу свиде­тельствовали лишь о знакомстве с нек-рыми идеями ран­них работ Г. Здесь никак не используется феноменологи­ческая практика - воздержание от экзистенциальных суждений. То же можно сказать и о гуссерлианских моти­вах у Степуна, посещавшего лекции Г. (Жизнь и творче­ство // Логос. № 1,4), А. И. Огнева (Идеальное и реальное в познании // Вопросы философии и психологии. 1918. № 144) и Зеньковского (Проблема психической причиннос­ти. М., 1914). Определенный вклад в европейскую фило­софию XX в. внесли родившиеся в России, но работав­шие в основном в Зап. Европе и небезразличные к фено­менологии философы А. Кожев (Кожевников), А. Койре, Гурвич, Сеземан. Развитие феноменологии в соч. ближай­ших учеников и коллег Шпета по философским и лингвистическим кружкам 20-х гг. в Государственной Академии художественных наук, Ин-те философии и т. д. было связано с разработкой проблем эстетического вос­приятия и формы (Ахманов, Жинкин), формальных и материальных онтологии сознания (Зак, Цирес), логики смыслообразования и выражения, структуры эстетичес­кого сознания (Волков), структурализма (Якобсон). Од­нако их работа оказалась прерванной, а сами они вынуж­дены были либо эмигрировать, либо перейти в специаль­ные области гуманитарного знания. История феномено­логии в России на долгие годы остановилась. Сегодня, если судить по публикациям, в стране возрос интерес к взглядам Г. и творчеству его рус. последователей.