Россия земная и небесная

Когда я это осознал, любопытство заставило меня задуматься: каково же происхождение моего чудесного камертона? Когда я впервые услышал его ни с чем не сравнимый звук, навсегда запавший мне в душу?

Поиски по принципу «холодно-жарко» быстро повели меня в детство.

И вот я снова на нашей малаховской террасе, и передо мною старый клен, а в воздухе – тонкий, ни на что не похожий запах настурций. Входит бабушка с пузырьком и приказывает:

– Садись сюда, будем капать в нос.

– Нууу… Не надо… У меня насморк уже прошел!

– Где там прошел, еще хуже стал. Вон как говоришь гнусаво.

– Это я не из-за насморка, а из-за того, что не хочу капать!

– Вот видишь, сам себя и подвел. Ну-ка садись быстрее!

Боже, где взять сил вслушиваться в этот давний, молодой еще, бабушкин голос, в котором притворная строгость, но никакой жесткости и вообще ничего, кроме любви, нет и быть не может, хотя в нем – и как когда-то жили в Софрине и ходили по узкой тропке, где слева и справа стеною желтая рожь, на станцию и разглядывали паровоз, и я знал, где какие у паровоза части, и показывал и шатун и поршень, а бабушка изумлялась и всем потом рассказывала, какой я умный; и в нем же ежеутреннее горячее толокно, и кухонная табуретка с керосинкой в три фитиля и слюдяным окошечком, и бездомный сирота Кирилл, которого бабушка приютила во время голода в Поволжье, и какая-то неблагодарная женщина, которую бабушка приютила еще в Ленинграде, в Гражданскую войну, до моего рождения, а она украла у нее меховую пелерину; и в нем же неприятные горчичники и приятные банки, оставляющие на спине белые круглые пятна, – но все это тоже любовь, и ничего больше. Так вот: где же взять сил, чтобы слушать этот голос, зная, что через сорок пять лет он звучал уже тихо и неразборчиво, а бабушка ослепла и все время хотела умереть, но никак не умирала, и часто печалилась, что я уже ее не люблю, а я так и не успел ее разубедить, а теперь уже поздно, и она так никогда и не узнает, что моя любовь была такой же бесконечной и вечной, как и ее.

Ментоловые капли проникают из носа в горло и холодят. Вообще-то это приятно, и я отнекивался от капель больше по привычке. Бабушка берет большую чистую тряпку и заставляет меня как следует в нее сморкаться. Нос очищается, и становится совсем хорошо.

Около терраски появляется большая старая дворняга Смок. Я кидаю ему кусок хлеба, но не в пасть, а нарочно в сторону, но Смок легко ловит хлеб на лету. С тех пор я не встречал ни одной собаки, которая так ловко хватала бы куски на лету. Тогда я был уверен, что этим навыком обладают все псы, но оказалось, что наш Смок был уникальным.