|
Для познания истины весьма полезно сокращать идеи и их выражения; но часто это бывает причиною заблуждения, особенно если идеи сокращаются согласно простонародному обычаю. Ибо только тогда следует сокращать свои идеи, когда путем большого прилежания ума мы сделали их себе весьма ясными и отчетливыми, 448 НИКОЛАЙ МАЛЬБРАНШ а не как это делается обыкновенно относительно страстей и всех чувственных вещей, когда знакомятся с ними путем чувств или одним действием воображения, обманывающего разум. Есть большая разница между чистыми идеями разума и ощущениями или эмоциями души. Чистые идеи разума ясны и отчетливы, но трудно сделать их себе ощутимыми. Обратно, ощущения и эмоции души весьма ощутимы, но невозможно познать их ясно и отчетливо. Числа, протяженность и их свойства познаются ясно; но не сделав их наглядными посредством каких-нибудь начертаний, обозначающих их, трудно представить их себе, ибо все абстрактное не затрагивает. Обратно, ощущения и эмоции души легко представляются разуму, хотя мы познаем их весьма смутным и весьма несовершенным образом, и все, вызывающее их, сильно поражает душу и делает ее внимательною. Вот почему бывает, что часто мы воображаем, что прекрасно понимаем речи безусловно непонятные; и когда читаем известные описания душевных чувств и страстей, то мы убеждены, что в совершенстве понимаем их, потому что живо затрагиваемся ими, и потому что все слова, поражающие зрение, волнуют душу. Как только при нас произносят слова «стыд», «отчаяние», «бесстыдство» и т. д., тотчас в нашем уме возникает известная смутная идея и известное смутное чувство, которое нас сильно занимает; и так как это чувство нам весьма привычно и представляется нам без труда и усилия ума, мы убеждаем себя, что оно ясно и отчетливо. Между тем эти слова суть названия сложных страстей, а следовательно, сокращенные выражения, установленные народным обычаем, для многих смутных и неясных идей. Так как мы принуждены пользоваться терминами, принятыми . обычаем, то читатель не должен удивляться, если встретит неясность, а иногда своего рода противоречие в наших словах. И если он примет во внимание, что чувства и эмоции души, соответствующие употребляемым в подобных случаях терминам, не будут совершенно одними и теми же во всех людях, по причине их различного душевного настроения, то он не осудит с легкостью нас, если не разделит наших мнений. Я говорю это не столько для того, чтобы защитить себя от возражений, которые могли бы мне быть сделаны, сколько для того, чтобы хорошо объяснить природу страстей и то, что должно думать о трактатах, сочиняемых по этому предмету. — 459 —
|