Разыскания истины

посредством их страдательный разум и познает все материальные вещи.

Мы не останавливаемся на дальнейшем объяснении этих прекрасных вещей и различных способов понимания их разными философами; ибо хотя философы и не согласны относительно числа способностей, приписываемых ими внутреннему чувству и познанию, и даже многие из них сильно сомневаются в том, чтобы для познания чувственных вещей был нужен деятельный разум, однако они почти все согласны, что внешние предметы посылают чувственные образы или изображения, похожие на них, и лишь на этой общей основе они увеличивают число способностей и отстаивают свой деятельный разум. Но основа эта не имеет никакой прочности, что мы сейчас и покажем, и потому нет необходимости останавливаться дальше на ниспровержении всего, что построили на ней.

Итак, мы утверждаем, что невероятно, чтобы предметы посылали изображения или чувственные образы, подобные им. И вот несколько доводов. Первый основывается на непроницаемости тел. Все предметы, как солнце, звезды и все те, которые находятся у нас перед глазами, не могут посылать чувственных образов иной природы, чем они сами; вот почему философы говорят обыкновенно, что эти образы грубы и материальны, в отличие от внутренних впечатлений, которые одухотворены. Итак, эти внешние впечатления предметов суть маленькие тела; значит, они друг для друга непроницаемы, и они не могут также проникать через пространства, простирающиеся

РАЗЫСКАНИЯ ИСТИНЫ

271

от земли до неба, которые должны быть наполнены ими. Отсюда легко сделать тот вывод, что они должны сталкиваться, распадаться, одни — направляться в одну сторону, другие — в другую, и, следовательно, они не могут сделать предметов видимыми.

Более того, с одного и того же места или в одной и той же точке можно видеть множество предметов, находящихся на небе и на земле; стало быть, чувственные образы всех этих тел должны были бы сосредоточиваться в одной точке. А они непроницаемы, потому что они протяженны; следовательно и т. д.

Но не только можно с одной и той же точки видеть множество очень больших и обширных предметов, но даже во всех громадных мировых пространствах нет ни одной точки, с которой мы не могли бы открыть почти бесчисленного множества предметов, и даже предметов таких же больших, как солнце, луна и небесный свод. Следовательно, во всем мире нет ни одной точки1, где чувственные образы всех этих вещей не должны были бы совпасть; что противоречит всякому вероятию.

Второй довод мы берем из перемены, происходящей с чувственными образами. Несомненно, чем ближе предмет, тем больше должен быть чувственный образ его, потому что предмет нам кажется больше. Однако непонятно, что может заставить этот чувственный образ уменьшиться и что станет с частицами, составлявшими его, когда он был больше. Но еще труднее понять, допуская их воззрение, почему, если смотреть на предмет в зрительную трубу или микроскоп, чувственный образ делается в пятьсот или шестьсот раз больше, чем был раньше; ибо еще непонятнее, из каких частиц может он так вырасти в одно мгновение.