|
Почему существуют эти ступени угасания красоты? Почему, если умное начало везде присутствует вполне, не все вещи принимают его в той же полноте? (IV 4, 11, 9-11). Плотин отвечает на этот вопрос следующим образом. Чтобы принять в себя всю красоту Ума, вещи должны обладать отвечающей ему способностью к принятию, соответствующей "зеркальностью" (III 6, 14, 1-2). Однако в какой бы полноте вещи ни отражали свой вечный источник, всегда остается возможность отразить его еще полнее, еще совершеннее, в еще большем числе вещей. Эта никогда не исчерпаемая возможность и составляет как бы темную сторону мира, его "материю". Если отражениям Единого будет положен предел - значит, Единое ограниченно, ущербно. Если предела этим отражениям нет - значит, в мире всегда остается возможность новых отражений. Эта неосуществленная возможность и составляет "безобразие" мира (I 6, 2, 15-16), его "небытие" (III 6, 7, 1-3), бесформенность (II 4, 8, 14-16), "лишение" и "нищету" (II 4, 13, 20-24). "Материя", таящаяся за каждым запечатленным в ней эйдосом, составляет обманную и ложную непросветленную глубину (II 5, 5, 15-19). Наблюдения К. Маха о красоте плотиновских богов, о причастности человеческой души к красоте сводятся в основном к перечислению уже известных нашему читателю текстов Плотина. Однако заслуживает внимания намечающаяся у этого автора трактовка незаинтересованного созерцания красоты и в плотиновской философии{65}. К сожалению, эта трактовка остается в книге не развернутой, и можно даже считать, что она не замечена самим автором. А именно - незаинтересованность созерцания красоты у Плотина не касается процесса созерцания. Это созерцание само по себе настолько "заинтересованно", что стремление к красоте составляет всю красоту и все существо ума и души. Но, подобно тому как последней целью человека является все же не наука, не знание, не добродетель, не художественное творчество, точно так же не является этой целью и созерцание духовной красоты. Единственная и последняя желанная цель - это единение с божеством, которое настолько возвышенно, что уже не может даже считаться красотой при внимательном рассмотрении. Красота остается "позади", подобно тому как молящийся, войдя в святая святых, оставляет позади себя все изображения божества (VI 9, 11, 16-22). Красота была лишь путем, по которому существующее возвращается к единому. Только в этом смысле созерцание красоты "незаинтересованно". "Духовная красота у Плотина, - подводит итог К.Маха, - есть метафизически объективный, божественный, первый и всеобщий дух, от которого и в котором имеет свое существование, свою качественность и свою действенную значимость всякая красота душ, созданий природы и искусства"{66}. Эта красота, как упоминалось выше, составляет также и все бытие всего сущего. Но поскольку выше сущего есть Единое, о котором нельзя уже сказать, что оно - всего лишь сущее, то человек не может быть заинтересован в красоте как в своей последней жизненной цели. — 573 —
|