|
Трудности эти были велики. Страсти, или, по определению Юма, «сильные и ярко ощущаемые эмоции сознания» [2], память, т. е. способность (а значит деятельность) воскрешать идеи прежних перцепций, и вообще способности плохо укладываются в рубрику перцепций. В еще большей степени это должно быть сказано о воображении как о способности свободно переставлять и изменять идеи [3]. Та же трудность возникает, когда Юм именует это «воображение» «пониманием (understanding)» и определяет его место как одной из двух состав- 1 GT, I, р. 558. Во многих изданиях, в том числе в данном, это «Добавление» перенесено в первую книгу (том). 2 LT, II, р. 147. 3 Т, стр. 14. 222 ных частей человеческой природы, где второе место занимают аффекты [1]. Юм не смог перечеркнуть общераспространенного представления о «душе» как совокупности впечатлений, идей, чувств, страстей и способностей [2]. К числу способностей или страстей он отнес разум и силу духа [3], но совершенно непонятно, как эти свойства могут занимать место в «пучке» перцепций наряду с остальными его элементами. Уже в силу присущности страстей сознанию, оно не может быть пассивным, но невозможно согласиться с тем, что «активность» это одна из перцепций в ряду других, как-то восприятий кислого, зеленого и т.д., а ведь Юм говорит о «Я (self)» как о действительно «реальном (real) объекте аффекта» [4]. Такие же страсти как любовь, зависть и т.д. вообще теряют смысл, если понимать субъект лишь как пучок перцепций. Наконец, способность к ассоциированию, которую Юм описывает как «принуждение» духа к переходу от одного впечатления к другому или же к идее, то есть как средство связывания воедино элементов «пучка» перцепций, само никак не может быть одной из перцепций. 1 LT, II, р. 198. 2 Р, стр. 52. 3 WP, pp. 226—227. 4 GT, II, pp. 90, 121. Но это еще не все. В качестве связующего средства, позволяющего вместо груды разрозненных восприятий иметь дело с целостной личностью, Юм указывал то на память, то на «веру», то просто на «чувство легкого перехода» от одного восприятия к другому. Но ни «веру», ни «симпатию» (свойство, столь важное для этических построений Юма), ни другие активные свойства психики невозможно уложить в прокрустово ложе впечатлений и идей. Что касается памяти, то возникает вопрос, в чем состоит различие между идеями, всплывающими вследствие памяти, и идеями, вызываемыми воображением? Ведь и те и другие могут быть в равной мере яркими и устойчивыми, если же их не различать, то в сознании будет полный хаос. Ссылка же на наличие у первых особого качества «связи с прошлым» сталкивает нас с какой-то новой сущностью. — 161 —
|