2 Заказ Ai 1192
все это и забыли, а все значение этого материала заключалось в том, чтобы мелкие ученые в каком-нибудь укромном уголке могли потом написать об этом книгу. Поэтому повторим: пусть для простого наблюдателя существуют истины; для жизни нет истин, — существуют только факты. Этим самым я подхожу к вопросу о пессимизме. Когда я в 1911 году, под влиянием Агадира, внезапно открыл свою «философию», то над европейско-американским миром господствовал пошлый оптимизм дарвинистического века. Поэтому, из некоторого внутреннего противоречия, заглавием своей книги я бессознательно указал на ту сторону развития, которую никто тогда не хотел видеть. Если бы мне пришлось выбирать теперь, то я бы постарался вскрыть другой формулой столь же поверхностный пессимизм. Я теперь последний, кто верит в право оценивать историю одним лозунгом. Но, во всяком случае, что касается «цели человечества», то я являюсь основательным и решительным пессимистом. Человечество для меня лишь зоологическая величина. Я не вижу ни прогресса, ни цели, ни пути человечества, кроме как в головах западно-европейских филистеров-прогрессистов. Я даже не вижу единого духа и еще меньше — единства стремления, чувства и разумения у этой голой массы населения. Только с истории отдельных культур вижу я осмысленное направление жизни на цель, вижу я единство души, воли и переживания. Это есть нечто ограниченное и фактическое, но зато оно содержит то. чего желали, достигли, содержит также снова новые задачи, которые заключаются не в этических фразах и обобщениях, а в осязательных исторических целях. Кто это называет пессимизмом, тот основывается на банальности своей идеалистической рутины. История в таком случае является столбовой дорогой, по которой человечество трусит себе вперед, все в одинаковом направлении, с вечными философскими общими местами перед глазами. Философы уже давно твердо установили, правда каждый по-своему, но каждый единственно правильно, какие благородные и абстрактные сочетания слов составляют цель нашего земного существования и его настоящую суть, но характерно то, что, по взглядам оптимистов, мы к этому общему месту только приближаемся, никогда его не достигая. Обозримый конец противоречил бы идеалу. Кто начинает возражать, тот — пессимист. Мне было бы стыдно жить с такими дешевыми идеалами. Ведь в этом и заключается косность прирожденных трусов и мечтателей, что им нестерпимо глядеть правде прямо в глаза и установить действительную цель немногими беспристрастными словами. Почему-то нужно всегда, чтобы это были великие абстракции, которые сияют издалека. Это успокаивает страх тех, которые негодны для дерзаний, предприятий, для всего, что требует энергии, инициативы, превосходства. Я знаю, что на таких людей подобная книга может подействовать уничтожающим образом. Немцы писали мне — 171 —
|