|
…Когда в суде разбиралось дело об убийстве Кириллова и шел в кулуарах тайный аукцион, некто высокий, респектабельный и уже старый выпалил на взлете азартной минуты, что за одну из действительно бесценных и редких вещей может выложить… И с разбегу назвал цифру удивительную, фантастическую. И тогда юный, небрежно и бедно одетый, видно, начинающий коллекционер наивно осведомился, не ослышался ли он, действительно ли располагает респектабельный подобной суммой. «Милый, рассмеялся тот, — моих денег достанет на пять человеческих жизней, на пять жизней, голос его надломился, — соответствующих моим желаниям, моим капризам, на пять моих жизней!» Он высказался, потух, удалился, а я подумал: «Ну, зачем ему пять жизней? Зачем нереальных пять жизней, когда достаточно одной действительной, чтобы не умереть никогда». P.S. Увлекшись судьбой коллекции А. С. Жигалко, не ответил четко на вопрос моей корреспондентки Н. П. Кучеровой о дальнейшей судьбе коллекции Б. А. Кириллова. За отсутствием наследников она передается в музеи. «Неинтересный человек»В Туле, в местном музее, была устроена необычная выставка — в одном большом зале можно было увидеть и старую живопись голландских, французских, испанских, итальянских художников, и русскую мебель XVIII века, и работу мастеров декоративно-прикладного искусства Японии, Египта, Греции, и даже археологические редкости. Эти несоединимые по музейным канонам вещи объединяло лишь одно: имя коллекционера, чьей собственностью они раньше были. Имя Елены Васильевны Гречениной. Умирая, она завещала коллекцию Тульскому художественному музею. Ее памяти и была посвящена выставка. О ней рассказал мне подробно московский журналист, который, будучи в Туле, посетил и художественный музей. Особенно понравились ему картины мастеров XVII столетия: «Деревенский пейзаж» Давида Тенирса Младшего, «Зубной врач» и «Окулист» А. Бота, «Версавия» Говарда Флинка, «Мужской портрет» ученика Рембрандта Фердинанда Боля, полотно неизвестного французского художника «Шествие Вакха», напоминающее по теме и исполнению мощные работы великого Пуссена. Журналист, посетивший выставку, рассказал и о картинах старых испанских мастеров, чья подлинность была удостоверена искусствоведами из Мадрида, о русской мебели XVIII века — зеркалах, столах, буфетах, царственно допотопных, как исчезающие виды животных, и вызывающих то же чувство почтения и боли; он говорил о наконечниках к стрелам, которыми пользовались первобытные охотники, и о разных археологических диковинках, а я ожидал с нетерпением рассказа о Елене Васильевне Гречениной. — 136 —
|