|
Судя по стихам, написанным в 1932 г. и попавшим в раздел"Иное", не понаслышке были известны матери Марии и другие стороны"иноческой"жизни. Стихи этого раздела – редкий, если не исключительный в православной традиции пример поэзии, свидетельствующей об аскетическом молитвенном делании: Десять раз десять, А в промежутке одна От самого дна Это мой путь в поднебесье. Черпаю, четки, И не могу исчерпать Мудрости тихую гладь, Сладость, Сладчайший и Кроткий. Сто раз подряд Твержу я молитву Иисуса. Меж пальцами катятся бусы, Меж пальцами искры горят. Смерти и тли оболочка, Рассыпься, исчезни. В черной и мертвенной бездне Имя, – огнистая точка. (211–212) Впрочем, эти стихи, пожалуй, еще слишком"красивы"для настоящего делателя Иисусовой молитвы и выражают, скорее, некоторый порыв новоначального. Есть свидетельство о том, что мать Мария во время посещения Латвии (1932) рассказывала православной молодежи о русских рабочих–эмигрантах,"творящих молитву Иисусову под повороты колес машины"[477]. Творить Иисусову молитву, живя в миру, значит преодолеть захваченность этим миром, ибо человек не сводится к своим трудовым и социальным функциям, в нем остается и иное измерение – обращенность к Богу. Об аскетической борьбе, сопровождавшей вступление на монашеское поприще свидетельствуют и такие стихи: Путь будет дух тоской убит и смят, – Не кончит он с змеиным жалом битву, – Сто и еще сто раз подряд Прочту Иисусову молитву. (171) Помимо"исхода"и превращения в воина Христова, монашеский постриг, как мы уже писали, воспринимался матерью Марией еще и как возвращение к Отцу"блудного сына". Постриг сопровождается не сменой фамилии, как при замужестве, но отменой"отчества", что означает, что у монаха теперь только один Отец – Небесный, а также получением нового имени ("Отменили мое отчество / И другое имя дали"(171)). Последнее совершается в знак обновление крещения, чем по православному учению является монашеский постриг. Что касается возвращения"блудного сына"к Отцу, сама мать Мария понимала это так:"Католики заимствовали для пострига всю символику таинства бракосочетания… У нас, хоть и называют инокиню Христовой невестой, не на этом ударение. Когда я пала ниц, а хор запел"в объятия Отча"… тут в православии не невеста, а блудный сын, вернувшийся к Отцу, все ему простившему, и начало новой жизни. Нет–нет, это глубже символики бракосочетания, и так созвучно нашей русской душе это примирение с Богом, это возвращение к Нему"[478]. В этих словах имплицитно содержится чрезвычайно важное наблюдение: православное чинопоследование монашеского пострига не делает никакого различия между полами – оно одно и для монахов и монахинь, что и не удивительно, поскольку монашество в православии представляет ту реальность жизни будущего века, в которой с возвращением в"лоно Отчее"упраздняется всякое разделение между"мужским"и"женским". — 163 —
|