Том 3. Письма и дневники

17. А. П. Елагиной

Осень 1830 года

Мюнхен

Вот вам, милая маменька, и еще письмо из Мюнхена и прежде обыкновенного термина. В прошедшем письме я вам лгал, чтобы не дать беспокойства (и это была первая и последняя ложь в моих письмах к вам), теперь можно говорить и откровенно и вместе благовещательно: недели через две после получения этого письма, вы, может быть, обоймете брата!! Я говорю недели через две, предполагая, что уже в России есть зимний путь, иначе перемена колес на полозья и полозьев на колеса может на несколько времени задержать его; но я надеюсь, что и во всяком случае вы беспокоиться не будете, потому что эта задержка, по всем вероятностям, не может продолжаться долго. Он выехал отсюда 16 (28) октября и, вследствие непростительной глупости, мною сделанной, уехал за день прежде, нежели я возвратился в Мюнхен. Он поспешил так отъездом, беспокоясь обо мне: я не писал к нему из Вены недели две, потому что с утра бегал в разные концы Вены, спеша осмотреть все любопытнейшее, а он уверился, что я не пишу оттого, что болен, и поспешил в Вену, думая непременно там найти меня. Вместо того мы встретились в дороге и виделись в Пассаве только на полчаса. Но ехать вместе с ним мне тогда хотя и весьма захотелось, но было нельзя, потому что денег, взятых им с собою, недостаточно было бы для нас обоих, а касса находилась в Мюнхене. Таким образом, я приехал сюда; но здесь, читая в газетах холерные известия и получивши ваше письмо, в котором вы о холере так мало беспокоитесь, не сидится. Думаю, что я недели через 1? поеду к вам. В самом деле, какое этому препятствие? Одна трата 1000 рублей! Но неужели же мне этого возвращения не удастся? Зато я буду спокоен, обниму вас опять после долгой, долгой разлуки, проведу с вами несколько месяцев и потом опять к немцам! Пусть это глупость, ветреность, но неужели же в жизни нельзя сделать такой глупости? Я приеду к вам, вы побраните меня и простите! В этом я не сомневаюсь. Наконец обнять вас всех! Эта мысль все больше и больше глотает меня всего; несмотря на то, решаюсь еще промедлить недельки 1? и подождать известий. Может быть, и решусь быть благоразумным человеком и остаться. Во всяком случае, меня не ждите, а если, впрочем, приеду, то и не удивляйтесь мне, как привидению. Во всяком случае, если и решусь ехать, то не прежде, как недели через 1?, а решившись, напишу вам. Изо всего этого не заключите, чтобы русская холера нас чересчур беспокоила: совершенно спокойным, разумеется, быть нельзя, но мы спокойны столько, сколько быть можно, и знаем, что вы в Москве опасности дожидаться не станете. Рожалин пишет к вам сам. Во всяком случае, решусь ли я ехать или нет, вы очень одолжите, если пришлете на мое имя сюда рублей 1000 в начале или половине декабря. Если не уеду, то эти деньги будут не лишние, потому что и без того я бы стал просить денег у вас, потому что промотался в Вене; а если поеду, то деньги будут тем нужнее, что, знаю, их останется очень мало. Мы все так здоровы, как нельзя лучше, и так спокойны, как только можно. Я говорю мы все, несмотря на то что с нами нет брата, потому что мы встретились в Пассаве, он был здоров совершенно и чуть не прыгал от радости, что едет в Россию, а вчера я получил письмо от него из Вены, и письмо веселое.