|
необыкновенным знаком, -- сказал он. -- Поражает уже одно то, что оба мы натолкнулись на этого всеми забытого человека. Однако, пожалуй, вызывает еще большее удивление, каким образом этому швабскому протестанту удалось почти одновременно оказать свое влияние на бенидиктинского монаха и мастера Игры из Касталии. Между прочим, я представляю себе вашу Игру как некое искусство, нуждающееся в богатом воображении, и потому весьма удивлен, что столь трезво мыслящий человек, как Бенгель{2_3_05}, мог привлечь ваше внимание. Теперь и Кнехт рассмеялся. -- Ну что ж, стоит вам только вспомнить многолетнее изучение Бенгелем{2_3_05} Откровения Иоанна Богослова и его систему толкования пророчеств этой книги, как вы согласитесь, что нашему другу не было чуждо и то, что противоположно трезвости. -- Согласен, -- весело подтвердил отец Иаков. -- Ну, а как же вы объясните подобное противоречие? -- Если вы позволите мне ответить шуткой, то я сказал бы: Бенгель, сам того не сознавая, страстно искал и жаждал обрести одно -- Игру в бисер. Я причисляю его к тайным предтечам и праотцам нашей Игры. Отец Иаков, вновь став серьезным, осторожно проговорил: -- Несколько смело включать именно Бенгеля в родословную вашей Игры. Чем вы докажете вашу мысль? -- Я, разумеется, пошутил, но шутка эта такова, что можно и настоять на ней. Еще в свои молодые годы, еще до того, как он занялся Библией, Бенгель поведал одному из своих друзей о плане энциклопедического труда, где псе отрасли знаний, известные в некоем его время, были соразмерно и наглядно сведены под одним углом зрения в определенный бы порядок. А это и сеть как раз то, что делает наша Игра. -- Но ведь это та самая идея энциклопедии, с которой носился весь весемнадцатый век! -- воскликнул отец Иаков. -- Именно она, -- ответил Кнехт. -- Но Бенгель стремился — 319 —
|