педагогическую миссию. Писатель не приемлет отрыва духовной элиты от жизни общества. Он критикует Касталию устами "идеального касталийца", и эта критика вновь обращена к нашей современности. Наука и искусство хиреют и чахнут в изоляции от живой жизни, без осмысления и смысла, какой бы утонченности и виртуозности ни достигли их представители. Более того, самое их существование оказывается под угрозой. Пока касталийцы затворнически трудятся в своих библиотеках и архивах, играют в свои великолепные игры, общество, от которого они уходят все дальше, может счесть свою Касталию бесполезной роскошью. "Игра в бисер" -- роман-предостережение всей западной цивилизации XX века. Еще в юношеском стихотворении вставало перед Кнехтом страшное видение -- последний мастер Игры: Но нет их больше, нет ни тайн, ни школ, Ни книг, былой Касталии... Старик Покоится, прибор держа в руке, И, как игрушка, шарики сверкают, Что некогда вмещали столько смысла... Дом уже горит, утверждает Кнехт в своем послании членам Коллегии, и наш долг "не заниматься анализом музыки или уточнением правил Игры, но поспешить туда, откуда валит дым". При этом, говорит дальше Кнехт, ни в коем случае нельзя допустить предательства по отношению к лучшему в Касталии -- по отношению к духовности, интеллектуальной честности, к поискам смысла. "Трусом назовем мы того, кто уклоняется от трудов, жертв и опасностей, выпавших на долю его народа, -- говорится в том же послании. -- Но трусом и предателем вдвойне будет тот, кто изменит принципам духовной жизни ради материальных интересов, кто, например, согласится предоставить власть имущим решать, сколько будет дважды два". — 30 —
|