|
* * * Ты глядел в глаза жестокой яви. Ты не отводил от бездны глаз. Что же ты сумел противоставить Мраку, обступающему нас? Этой полной слепоте и глуши, Этой бездуховности в ответ Ты свою противоставил Душу, Из Ее глубин сверкнувший свет. Яркий прочерк внутреннего света Вспыхнул, тьму ночную разрубя. — Выход есть! Безвыходности нету! Жизнь без смерти есть внутри тебя. Может прах вернуться снова к праху, Но бесспорна огненная весть: Больше нет в душе ни капли страха, — Что б с тобой ни сделали, – АЗ ЕСМЬ! Я люблю тебя с такою силой, Что способна разорваться грудь. Ты ушел. Дыханья не хватило. Значит, надо за тобою – в путь. Но не в те загробные пределы — Есть дорога дольше и трудней — Не вослед за погребённым телом — За Душой любимою твоей. Мне дано великое заданье: Различить беззвучный зов Творца, Леса говорящее молчанье, Всей душой дослушав до конца. Мне сказали капли дождевые Вспышкою в скрестившемся огне: Мёртвых нет. Но только мы, живые, Живы лишь отчасти. Не вполне. Это слово бессловесной хвои — Весть из распахнувшихся небес: Если я воистину живою Быть сумею, значит, ты воскрес. Если бы местоимение «ты» начиналось не со строчной буквы, а с заглавной, то у читателя были бы все основания считать, что речь в стихотворении идет о Христе. Миркина и пишет о Нем, и говорит с Ним, но так сроднить с Богом, как роднит потеря самого близкого человека, не способно ничто. И сколько же нужно душевных сил, чтобы это тайное родство снести, чтобы не отречься от него в горе? Чтобы вдруг не обнаружить, что миром и тобой правят банальные законы природы, против которых ты бессилен, и власть которых никто не отменял. * * * Я только лишь теперь узнала, Что значит – смерть. О, это жало, Вонзившееся прямо в грудь, Так, что уже нельзя вздохнуть. Я это знаю лишь сейчас, Хотя теряла много раз Любимых, близких и родных, Но я умела жить без них. А нынче в грудь мою проник Весь холод смерти. Этот крик Ты слышишь?! – Пустота… Исчез… Но что, что значит этот лес? Откуда он натёк, такой Всеобнимающий покой? И кто меня из бездны слёз Вот в эту высоту вознёс? Так, может, жизнь нам разрубя, Взамен тебя Бог дал Себя? И, Боже святый, может быть, Пришла пора Тебя вместить?.. Это вопрос Сына, полного любви и смирения. Это уже и не вопрос, а ответ. «…Впрочем, не Моя воля, но Твоя да будет» (Лк. 22, 42). Пронести через всю жизнь высокий строй души, не перестать слышать Господа и в горе, это значит доверить Ему все самое дорогое, что у тебя есть, было и будет. Это значит уже ничего не иметь отдельного от Него, своего, припрятанного на черный день. Это значит вместить Его даже в сердцевине боли, которую еще можешь или уже не можешь вынести. И вместить, и испытать безграничную тихую благодарность. — 329 —
|