|
* * * Я небу ступаю навстречу, Здороваюсь с влажным кустом. Мне надо вдохнуть бесконечность, А всё остальное – потом. К чему ни звала бы эпоха, Зов вечности в сердце не стих — Важнее глубокого вдоха Не знаю я дел никаких. Что самое главное в мистическом опыте Миркиной, донесенном до нас через поэтическое слово? В нем все пропущено через сердце, которое зорко всматривается в мир божий и видит его глазом художника. В нем судьба и творчество, дела и слова не входят в противоречие, исподтишка предавая друг друга. В ее опыте нет фантазирования, которое льет воду на мельницу превратно толкуемой мистики с ее буквальным пониманием рая и ада, с ее буквальным пониманием бессмертия плоти, т. е. пониманием не творчески-духовным, а механически-физическим. Воскрешение тела – тайна непостигаемая, и любое безответственное фантазирование столь огрубляет эту тайну, что она превращается в разменную монету, в аргумент в споре, а не в опыт глубочайшего замолкания ума. Антоний Сурожский пишет: «Невозможно говорить, что в день последнего Воскресения наши тела восстанут такими, какие они сегодня, а не какими они были вчера или будут через три недели. Речь идет о том, что наша телесность будет воскрешена, а в каком виде и как – мы не имеем никакого понятия и никаких указаний в этом отношении. Поэтому речь идет не о том, чтобы сохранить в целости тело данного человека, какой он есть сегодня. Речь о том, чтобы дать возможность этому телу продолжать жить и действовать и принимать творческое участие во всей целокупности жизни этого человека: его умственной жизни, жизни его сердца, любви»[543]. Здесь было бы уместно вспомнить чаадаевскую формулу жизни в Духе: «Христианское бессмертие есть жизнь без смерти, а совсем не то, что обыкновенно воображают: жизнь после смерти»[544]. Жизнь без смерти – это и есть наше творческое участие во всей целокупности жизни, в том числе и умственной жизни. Но умственная жизнь лишь тогда умножает силу, которой берется Царствие Небесное, когда уступает первое место жизни сердца. Потому что только сердцу по силам все уступить Богу. «О, как вы жаждете, как ждёте / Бессмертья, воскрешенья плоти! / А Бог нам отдал плоть свою», – напишет она. Но здесь мне бы хотелось привести другое ее стихотворение, посвященное теме посмертного воздаяния. * * * А если ты растаешь струйкой дыма? А если жизни подведен итог И стерто всё, что мыслью представимо. А Бог? Кто Он – непредставимый Бог? Так смысл пропал? – Ни на одно мгновенье: — 327 —
|