Сочинения в четырех томах. Том 2

1

Несмотря на неоспариваемость искусства, далеко не всеми все же признается подлинное его достоинство. Уразуметь это последнее — еще предстоит, и предстоит на том пути, думается, который открылся совсем недавно, только истекшим десятилетием, — на пути нисхождения от идеальной вершины и исторического первоистока ис­кусства, — от иконописи. Мы начали понимать, чуть только прикоснувшись к иконе, безусловную серьез­ность задач искусства,— не прикладной пользы ис­кусства в области морали, общественности, декоратив­ности и так далее, а его самого в себе, как являющего новую реальность. Теперь нам предстоит следующий этап: уразуметь связь иконописи, как яв­ления первообразов, как раскрытие неотмирного в мире, с духом, первообраз усматривающим,— конкретно — эстетически и исторически обследовать, что же именно в искусстве признавалось и высоко ценилось носителями духа, ибо формальное установление метафизической природы искусства еще не определяет достаточно кон­кретно, что именно в искусстве достигает его заданий в высшей мере и что в низшей. С другой стороны, такое изучение даст возможность понять и самый дух, ибо иконы, которые ценились носителем духа, сами суть свидетели о духе, их оценившем, ничуть не меньшие, если не большие, нежели письменные памятники и ли­тературные признания.

II

К величайшему счастию, в наших руках оказывается нужный для изучения материал, по крайней мере в одном частном случае. Мы имеем две иконы из келлии Препо­добного Сергия Радонежского, иконы его «моления», выражаясь по-древнему, то есть те самые иконы, пред которыми Преподобный Сергий молился своею уеди­ненною молитвою, пред которыми он открывал свою душу и которые открывали ему душу иных миров. Трудно достаточно подчеркнуть важность этого факта, если мы вдобавок припомним крайне высокую оценку иконы да­же рядовыми людьми XIV века; ведь икона не была тут украшением между прочими украшениями комнаты, почти стороною обмеблировки, как ныне, но была жи­вящею душою дома, духовным средоточием его, умопо­стигаемою осью, на которой держался весь дом2*,— была предметом величайшего внимания и всецелого по­печения, а следовательно — и строгого, проникновенного, тщательно осмотрительного выбора. Икона была для че­

13 П. Флоренский, т. 2

1

ловека XIV века духовною формою его самого, свиде­тельством его внутренней жизни. В данном случае — по высоте духа Преподобного Сергия мы можем уяснить себе, что признавалось за высшее искусство вселенским сознанием человечества, то есть что именно соответство­вало в точности смыслу догмата иконопочитания; и об­ратно, по характеру иконописи, избранной великим но­сителем Духа, избранной лично себе на молитву, в свою пустынную келлию, мы можем понять строение его собственного духа, внутреннюю его жизнь, те духов­ные силы, которыми вскормил свой дух родоначальник Руси. Внимание к двум келлейным иконам Преподобного Сергия даст нам возможность глубоко проникнуть сразу в два взаимовосполняющие и взаимонеобходимые во­проса: а именно в вопрос о природе высокого искусства и в вопрос о характере высокого духа, — искусства дог­матической важности и духа русской исторической все­общности. Эти две иконы — не только два памятника, в подлинности своей засвидетельствованные высоким духом, но и две идеи, направившие собою первоначаль­ную русскую историю. Если икона Троицы — это то, что Преподобный Сергий творчески внес в русскую историю, то его «моленные иконы» — полученное им от вселенского сознания через своих предков и лично. К величайшему счастию, в котором нельзя не видеть ка­кого-то исторического Разума, как Троица, так и обе эти иконы дошли до нас в превосходной сохранности. Но мы сейчас будем говорить только о последних.