|
Основные несущие элементы структуры позднесоветского "политического языка" таковы: 1. Вера в прогресс социализма, убежденность, что коммунизм – более современная форма, нежели капитализм. Уверенность в тождестве прогресса и коммунизма. 2. Социалистическая идеология, марксистский догматизм, "народная демократия", где народ был практически отождествлен с Государством. 3. Партократическое устройство, тотальная идеологизация общества, антилиберализм, коллективизм, антирынок, антииндивидуализм, план. 4. Геополитическая ориентация – интернационализм, по факту Восточный блок, стремление выступать от лица всего нелиберального мира, в частности, Третьего Мира, стран Азии, развивающихся стран. 5. Унитарная однопартийная система, в которой партия обозначает фактически идеологизированную государственную элиту в целом. 6. Ориентация на мировую победу социализма, в ожидании которой необходимо наращивать усилия социалистического лагеря и противостоять либерал-атлантизму в третьих странах (Афганистан, Латинская Америка, Ангола и т.д.) 7. Убежденность, что советская система является высшей формой хозяйственного и политического устройства. Выделенные принципы составляли основу советского языка, служили фундаментальными границами для оформления официального (конформистского) дискурса. Индоктринация этими тезисами была тотальной – велась с первых лет детского образования до высшей школы, сопровождаясь активной и постоянной политической агитацией в СМИ, культуре, творчестве, науке и т.д. Советское общество было тотально идеологизировано, властный класс (элита) практически совпадал с правящей и единственной партией. Сверхидеологизация приводит к деидеологизацииНа первый взгляд, в такой ситуации "политический язык" должен был бы быть столь глубоко укорененным, столь прочно "инсталлированным", что пространства для возникновения альтернативных парадигм просто не оставалось, тем более, что за идеологической благонадежностью граждан пристально надзирали специальные службы. КГБ СССР имел особый отдел – 5-ое управление, созданное для контроля за "идеологическим соответствием" советских людей принятым стандартам и пресекавшее любые отклонения от них (борьба с диссидентами). Тем не менее в последние десятилетия советской системы количественное усиление идеологической ангажированности граждан шло за счет снижения качественного уровня. Отсутствие реальной альтернативы, притупленность внимания к иным политическим языкам, нарастающее безразличие общества к доминирующему языку – все это, и множество иных факторов, привели к тому, что произошла формализация языка, отчуждение людей от идеологической структуры. Не только массы применяли традиционный ход ироничного конформизма к слабо понимаемым, но дисциплинированно повторяемым догмам, но и значительная часть элиты утратила ключ к построению корректного дискурса (исходя из самой языковой структуры). Советская идеология перестала восприниматься как система правил для построения разных высказываний (что включает определенный зазор для критики, разнообразия мнений, полемики, дискуссии и т.д.), но как общеобязательный единообразный дискурс, как клишированное высказывание. В этом состояла важнейшая причина краха советской системы: советская идеология перестала быть "политическим языком" и превратилась в рециклируемое инвариантное "политическое высказывание". Когда советские политики сталкивались с ситуацией отсутствия прямого клише, они терялись и были неспособны выстроить новое предложение, если не существовало старого, которое можно было повторить, слегка видоизменив. Сверхидеологизация советского общества сопровождалась постепенной его деидеологизацией, так как оторванные от понимания языковых парадигм элиты (не говоря уже о массах) привыкали повторять дискурс вместо того, чтобы конструировать его. — 364 —
|